— Уже! — радостно отвечаю, поворачиваясь к нему, одновременно, оглядываю отца с головы до ног.
После чего, улыбка на моих губах моментально тлеет, когда я понимаю, что он в прежней, домашней одежде. На его лице мрак и вина, а глаза…, так и прячет, опуская в пол, словно со стыда.
Смотрю на него с некой растерянностью, пока за его спиной не возникает знакомая, внушительных размеров фигура, вчерашнего гостья — Виктора. Он вытесняет собой моего отца, полностью закрывая своими широкими плечами проём, и жадно оглядывает меня своим взглядом, холодных, бледно-синих глаз.
— Как я и предполагал — нереально красива!
— Пора, детка, — подгоняет меня Виктор, и я перевожу взволнованный взгляд на отца, ожидая от него хоть каких-то объяснений.
— Прости Динара, но сегодня, ты должна пойти с этим мужчиной туда, куда он скажет, — тихо отвечает отец, словно меня ведут на заклание.
— Должна?! — перепрашиваю, дрожащим голосом, не понимая, что происходит.
— Сегодня и завтра и каждый день! — раздраженно добавляет Виктор, приближаясь ко мне.
— Папа! — вскрикиваю я, когда мужчина грубо хватает меня за предплечье руки и подтягивает к себе.
— Ты обещал, что не обидишь её! — подает голос отец.
— Не обижу, — подтверждает Виктор. — Бить и насиловать её ПОКА, никто не будет! Но теперь это не твоя забота Борисов! Ты подписал контракт! Долг списан, твоя дочь на год моя! Такой был уговор?
Я ничего не понимаю, хотя нет…, понимаю, только не признаю! Из слов ясно, что меня отдал за долги, собственный родной отец, и это доходит ко мне, постепенно, на мгновение, лишив дара речи и удерживая на грани сознания.
— Это так, — подтверждает отец, бросив на меня быстрый взгляд. — Но ты дал слово, что не причинишь ей боли, а просто добьешься самостоятельного согласия от нее! Прости дочь, — печально добавляет он. — Один год, ты принадлежишь этому человеку, но он не будет тебя, ни к чему принуждать. Поверь…
— Я тебе больше не дочь! — кричу сгоряча, когда до меня действительно доходит, что сейчас происходит.
Мы живем в двадцать первом веке, и уже давно нет порабощения людей. Родители не имеют права, решать за ребёнка, что и как ему делать, тем более, когда тебе уже почти девятнадцать лет!
Что за фигня?!
— Я никуда не пойду! — упираюсь, пытаясь вырваться из жесткого захвата. — Этот человек, — кричу я, указывая на отца, — не может решать за меня, или просто рассчитываться мной как разменной монетой!
— Мне всё равно малышка! — спокойненько отвечает мужчина. — Я хочу, чтобы ты была у меня и точка! Назад дороги нет! Твой отец поставил подпись, а я списал ему долг!
