Арслан снова нагибается ко мне и одновременно усиливает удары членом, а я… то ли падаю, то ли парю, интуитивно хватаясь за своего мучителя. Меня уже трясёт, и это действительно невозможно ни с чем сравнить. Это нечто большее, чем эйфория или оргазм. Я словно одержимая начинаю “биться” от "разрезающих” меня изнутри вспышек или мощных судорог, охвативших каждую клеточку моего тела, сущности и агонизирующего сознания. И каждый последующий удар сильнее предыдущего. Ещё немного и меня точно куда-то вынесет. Не знаю куда. К эпицентру только что взорвавшейся сверхновой?
— НУ ЖЕ! — и одновременно в моей голове хрипит звериный рык моего растлителя, режет дополнительной стимуляцией по контуженному рассудку и нервам.
Я распахиваю глаза ещё шире, но, скорее, под давлением его пальцев в моих волосах на затылке. От сладкой боли, частично отрезвляющей, но и дарящей неменьшее наслаждение блаженствующему телу.
Я не знаю, вернее, не понимаю, как это делаю. Как начинаю не просто кричать от нестерпимого оргазма, но и пытаюсь провыть имя Арслана. Может не так чётко, как если бы это делала при здравом уме и в трезвом состоянии, но достаточно понятно, чтобы разобрать, кого именно я сейчас молила о пощаде. Пока билась под неподъёмным весом его огромного тела, под нещадными толчками его члена внутри моего кончающего лона и под прессующей бездной чёрных дьявольских глазищ…
Сколько длилось это безумие? Не представляю. Не помню. Кажется, целую вечность, из которой я не желала теперь всплывать ни под какими уговорами. Да меня никто оттуда и не спешил вытягивать. Тем более, когда держали там едва ли не насильно, в физической и ментальной клетке моего демонического совратителя. Держал ОН. Крепко, жёстко и сладко. Хотя я и не думала вырываться, сама цепляясь за него, как за единственное в эти минуты спасение от жестокой действительности и всего того, что находилось за этими стенами.
— Да… моя… моя девочка… Tatlım… Küçüğüm[2]… - и его хриплый шёпот по моим губам с дразнящим касанием бесстыжего языка, казалось, читали мои мысли, помогая удерживать в его пьянящем угаре именно столько, сколько я и жаждала там оставаться. Снова ныряя и погружаясь на эту головокружительную глубину с его новым подавляющим поцелуем и вторжением в святая святых.
Меня опять выносит, но в этот раз от неожиданной нежности Арслана, резко сменившей его звериную одержимость при более нежданном от него действии. Он переворачивается на спину, сгребая меня всю в свои медвежьи объятия и, не прерывая поцелуя, укладывает на себя так, что я снова с ним переплетаюсь, интуитивно вжимаясь в него ещё плотнее. И снова начинаю дуреть под скольжением его ладоней по моей спине и ягодицам, то невыносимо мягким и ласковым, то сдержанно грубым и болезненно властным.
