— Я помню, джаным! Я всё это хорошо помню, мой мальчик. — Айла не удержалась и всё ж меня перебила, ещё больше охрипшим и дрожащим от слёз голосом. До этого она старательно зажимала рот ладонью, пока молча наблюдала за всеми моими дикими “танцами” по кабинету. — Поэтому и не могу понять, зачем ты её отпустил. Если побоялся брать на душу этот грех уже по-настоящему, я бы сделала это сама с превеликим удовольствием. И, честно говоря, плевать на последствия. Эту тварь нельзя оставлять в живых. Кто знает, что она ещё успела натворить за эти годы и скольких свести с ума. Её нельзя было отпускать.
— Нельзя было быть такими беспечными все эти годы! А не отпустить я её не мог. Сама мысль, что она в этом доме, ходит по нему, оставляет свои ядовитые следы и касается моих или Эмина вещей — доводит до бешенства и очередного срыва. Если бы я пробыл рядом с ней хоть ещё минуту или две, точно бы довёл начатое девять лет назад до фатального исхода. Нисколько не удивлюсь, если она заранее подстраховалась и сделала бы всё невозможное, чтобы уйти отсюда в относительной сохранности на своих ногах, а не на каталке скорой помощи.
Айла издала на мои последние слова сдержанное “рычание” или что-то близкое к этому, на несколько секунд закатив к потолку глаза.
— Allah müstahakını versin[4]! — после чего подняла перед лицом ладони и потрясла ими, будто и вправду воспевала всевышнему восславляющие молитвы. — Ну почему?.. Почему он не покарал эту змею, как она того заслуживает? Ещё и тебя заставил мучаться столько лет от тяжести несовершённого греха.
— Это сделала она! Бессовестная, бессердечная и бездушная тварь! Ей плевать на всех и вся! Всё, что ею движет — только извращённое чувство непомерной наживы. Если потребуется, притвориться и любящей матерью, и преданной супругой. А сама и дальше будет проворачивать за спиной свои подлые махинации, подставляя, обманывая и клевеща на любого, кто не вписывается в её гениальные планы. Эмин не должен с ней видеться, ни за что и ни под какими предлогами. Иначе она его тоже отравит и обязательно будет использовать против меня. И не смотри на меня так, будто я не сумею этого предотвратить. Я не позволю ей к нему приблизиться даже на расстояние пушечного выстрела!
— Не забывай о здешних судах, Арслан. Какой бы она ни была дрянной матерью, закон всегда будет на её стороне. Это априори, с которым ты ничего не можешь сделать.
В этот раз царапающий лёгкие рёв раненного зверя не смог удержать я. Как и стерпеть очередного удара по нервам сумасшедшего разряда в тысячу “вольт”. Даже не заметил и не понял, как это сделал — развернувшись к ближайшей стене и долбанув чуть ли не со всей дури “ребром” кулака по абсолютно безучастному камню. Никакой боли я, естественно, не почувствовал. По крайней мере, не физической. Если она и проступит, то ещё не скоро. Сейчас она меня совершенно не волновала. На первом месте — дичайшее желание разнести всё, что попадёт под руку и хоть как-то избавиться от этого грёбаного безумия. Поскольку распирало меня до такой степени, что, если начну орать во всю глотку и действительно крушить всё подряд, на вряд ли мне принесёт это хоть какое-то мнимое облегчение.
