— Положите пинцет, — приказал полковник.
Я послушалась.
— Попробуем успокоить ваши пальчики.
Он взял мои руки в свои и крепко помассировал ладони. Очень жестко, я поморщилась от боли.
— А теперь дышите. Вдыхайте, пока я считаю до четырех. Выдыхайте, пока я считаю до семи. Ну! Закройте глаза.
Он отрывисто считал, а я послушно сопела, борясь с желанием вырваться и убежать. Его сильные руки грубо разминали мои ладони, перебирали, сгибали и разгибали пальцы.
— А теперь потрясите кистями, откройте глаза и скажите, как лихой солдат: «Так точно, господин полковник, приступаю к выполнению!»
Я невольно улыбнулась и открыла глаза, и тут произошло то, на что я так надеялась, и что единственное могло спасти меня в этой ситуации.
Мой дар проснулся.
Мастерская, и солнечные лучи, и стоявший передо мной мужчина словно подернулись дымкой, зато с удивительной ясностью предстали все секреты устройства, который дьявольски искусный мастер спрятал в груди живого человека.
Часовой механизм приводил в действие поршни удивительной конструкции — они заменяли камеры сердца, перегоняя кровь. Крепились они к живым сосудам крошечными муфтами из неведомого материала. Хлопали и щелкали клапаны, надувались и опадали мешочки из плотного каучука. Дальше, в глубине, прятался небольшой кристалл, размером с горошину. Время от времени по граням прыгали электрические искры. Его назначение осталось для меня непонятным. Открылся и рисунок аорты, вен, и мелких сосудов; я увидела бледные очертания мышц и костей.
Я больше не испытывала ни брезгливости, ни смущения, ни страха.
— Это поразительно, — сказала я тихо. — Теперь я вижу. Я пока не разобралась, как тут все работает, но вот там… — я осторожно коснулась пинцетом крошечного зубчатого колесика, которое горело теперь тревожным алым светом, — определенно не все в порядке. Его нужно заменить. А пока попробую немного… поправить его. Почистить и смазать. Да, догадываюсь, как можно пустить ход иначе… переключить. Попробую!
Я сунула нос к окошечку и полезла внутрь пинцетом, да так рьяно, что полковник вздрогнул.
— Вам не больно? — встревожилась я.
— Нет. Работайте.
И я начала работать. Делала все, что подсказывало чутье. Сначала осторожно, с опаской, потом осмелела. Когда последняя капля масла упала на колесную систему, алый цвет ее немного потускнел, а ритмичное «динь-ток-клац, динь-ток-клац» как будто зазвучало бодрее.
Я бросила пинцет и масленку на столик, выпрямилась и вытерла мокрый лоб. Оказалось, я почти не дышала эти несколько минут.
