– ДиКаприо. Леонардо ДиКаприо, – дерзко улыбнулся ей итальянский рыцарь, который не преминул уточнить свое положение. – Мессир. Рыцарь Льва. Граф Монте…
Катрин отметила его не просто заминку, итальянец, словно головой стукнулся, налетев на преграду, вот только наоборот – прикусил язык и молчал, а не ругался. Она внимательней пригляделась к сложению этого рыцаря, к чертам его лица, поторопила удовлетворить свое любопытство:
– Граф Монте… Монте кто?
Итальянец вдруг улыбнулся белейшими зубами, заставив королеву на миг сбиться с дыхания, и медленно поднес правую руку к лицу, и приложил указательный палец к губам. Потом прошептал чуть слышно, только для двоих: "Атлантис".
Королева выдохнула и откинулась в кресло. Он пришел. Посланник легата. Этого мерзкого… этого мерзавца, который бросил ее, оставил одну. Она злилась давно. Ее злобу питали бессилие что-либо изменить – атланты были не просто опасны, они были неведомо опасны, непонятными, наглыми, отвратительными.
Они были другие. Другие во всем. Они бесили! Словно призраки древнего Рима, чье величие признавали все – но все были горды тем, что смогли сбросить оковы той могучей Империи, смогли уничтожить ее, освободиться! И вот настали времена, когда орел Рима, на штандартах новых легионеров снова несется над землей былых Римских провинций. Атланты не скрывали – они наследники прародителей. Их вера – правильная, от праведников, которые не познали сомнений раскола Империи, раскола веры. Их знания таили в себе многое, пугали секретами древности, утерянными в пламени давних войн. Атланты были другими. И легат Алекс не стал ей другом. Скорее – врагом. "Полюбившимся врагом", – усмехнулась своим воспоминаниям Валуа. Еще раз, более пристально пригляделась к этому рыцарю. Женщину что-то тревожило в нем, и она решила проверить – все увидеть своими глазами.
– Подойди ближе, мессир ДиКаприо, – приказала Валуа.
Лешка коротко поклонился и подошел к королеве. Она смотрела ему в лицо, в её серых, отливающих голубым, глазах сейчас холод плавился от искр насмешки. Он подошел ближе, и еще ближе, и вот – неслыханное нарушение этикета, он вплотную приблизился к ней. Такой знакомый запах – лимон и… Катрин. Глаза Лешка опустил, не стоит дерзить сверх меры, кто знает, может быть сейчас за ними наблюдают соглядатаи. А он будет "соглядать" две эти милые груди, в меру крупные, прикрытые легкой прозрачностью шелка, такие вкусные, мягонькие… Королева встала с кресла, он сразу заметил, что в ее руке блеснул сталью изящный кинжал, с лезвием узким, длинным, хищным. "Не шевелись, итальянец" – приказала рыцарю королева и вспорола ткань его куртки на груди. "Вот ведь, кошка драная! Шелка на куртофан ушло семь локтей! Чистейшего арабского! Ох, я тебя еще научу трусики носить – и порву! Шесть, нет! Семь трусов у тебя сгрызу, вредная Валуашка", – сопел недовольный Зубриков, стоя смирно и истекая кровью. Катрин чуть порезала его, но своего добилась – она, не отрываясь, смотрела на грудь итальянца. Зубриков мысленно хохотал! Ищи дурака! Ищи его – свищи его! Он уже с минуту напевал про себя потешный блюз Майка:
