Литнегр, или Ghostwriter | страница 39
Довольно быстро я пришла к выводу: если нормальный роман — плод единения писателя и музы, то роман заказной — продукт борьбы литературного негра с синопсисом, который из помощника склонен превращаться во врага. Кто побеждал в этой борьбе? Подозреваю, потребитель нашей с Двудомским продукции. Который почему-то ведь продолжал всё это покупать и читать…
Так что же читатель — тот, ради кого, по идее, крутится-вертится вся колоссальная издательско-литнегритянская махина? Тут властвуют двойные стандарты. С одной стороны, издатель вроде бы бдит над тем, чтобы издательство выпускало то, на что клюнет читатель… Хотя что первично, а что вторично, спрос рождает предложение или предложение создаёт спрос, и как читатель узнает, что это ему нужно, если он не видел ничего, кроме бандитско-ментовских войн, — это вопрос другой. Но, по крайней мере, как источник денег читатель удостаивается какого-никакого уважения. Однако его не уважают во всех других аспектах. И я на собственном опыте убедилась, что трудно не заразиться неуважением, которым пропитана вся работа как литературного негра, так и взаимодействующего с ними редактора.
В начале работы я чувствовала себя сестрой милосердия, обязанной помогать всем страждущим и обремененным без разбора. Постепенно всё чаще стал всплывать вопрос: какой он — читатель проектов? Почему у него начисто отсутствует… даже не литературный вкус, а тот отдел мозга, который улавливает, что книга вообще бывает как-то написана, что в ней, на минуточку, есть не только сюжет? Ничем иным нельзя объяснить то, что читатель не замечает разницы между литнегритянскими стилями. Всё же невозможно утрамбовать себя до конца, до такой степени, чтобы подверстаться под безликость: один пишет длинными периодами — у другого абзацы из трёх строчек; один заинтриговывает читателя массивными описаниями — другой развлекает диалогами, составляющими три четверти текста… Как можно всего этого не видеть? Как?
Однажды мне довелось побывать на экскурсии в подмосковном хозяйстве, где выращивают страусов. Грациозные пернатые жирафы расхаживали внутри просторной бетонной ёмкости, похожей на безводный бассейн. При попытке сфотографировать такое существо оно чуть не склюнуло мобильник. «А они вас узнают? Привязываются?» — растроганная длинными ресничками вокруг страусиных гигантских глаз, спросила я служителя. «У них памяти хватает на три дня, — поставил он крест на моей сентиментальности. — Дальше наступает перезагрузка».