Так побывала я классиком. А теперь предстояло стать никем… Ну да, Двудомским, но ведь если существует Двудомский, то я как писательская единица перестаю существовать. Со всем моим опытом — медицинским, читательским и политическим, со всеми моими вампирами, со всей мифологической Румынией, которая насквозь моя. Всё это придётся отложить в долгий ящик — затем, чтобы когда-нибудь оно явилось миру в опубликованном виде. Ну а сейчас — сейчас меня ждёт испытание никемостью. Что ж, возможно, это не так уж плохо? Не я ли утверждала в эзотерических спорах, что непроявленное выше проявленного?
Вот и посмотрим.
Глава 4
Синопсис, чтоб ему!
Пора, однако, уже объяснить как-то двойное название книги. У неё и впрямь два лица. Одно — чёрное, другое — белое. Одно — чернокожий невольник на плантациях; второе — существо невидимое, но внушающее уважение. Одно символизирует труд низкий, презираемый, другое — относительно респектабельный, такой, который не стыдно упомянуть в приличном обществе. Собственно, в английском языке причиной замены литнегра на гострайтера (писатель-призрак — по-русски это всё же длинновато) стала политкорректность — изначально в знак уважения людей с чёрной кожей, но такая вежливость иррадиирует и на само занятие: вместо раба появляется работник. Рабу с плантации деваться некуда; работник вправе уйти. Раб трудится, только пока его подгоняют, работник не чужд высших стимулов. В данном случае — писательских…
Как оно вообще у меня происходит — писательство? За себя и за других?
За себя — понятно. Двумя способами. Первый — уже упомянутый выше — я называю «точка». Появляется какая-то ситуация или какой-то диалог, причём я могу даже не видеть сначала, кто говорит, просто что-то такое брезжит, страшное или забавное, или какая-то словесная игра. И вокруг этой точки облаком концентрируется всё остальное: сначала образы тех, кто говорит или с кем это происходит, потом их биографии, потом сюжет, складывающийся из кусков того, что случилось с персонажами. В процессе написания всё это, естественно, может меняться, и в завершённом произведении герои уже не совсем те, кто брезжился мне в начале.
Второй способ — обратное движение: от сюжета к героям и всему такому прочему. Обычно более трудный и тягомотный. Сюжет может болтаться у меня в голове несколько лет — и вдруг одномоментно обрести плоть и кровь. После этого можно уже прямо садиться и работать: всё получится.
Но в случае заказного романа нет у меня этих самых лет. А что же есть? А есть у меня десяток волшебных страничек под названием «синопсис».
