Я спускаюсь с дороги к посадке, тут на три метра вбок и на два метра ниже, присаживаюсь на камень и тянусь, снимая закипевший чайник с красного газового баллона. Чайник белый, с каким-то дурацким цветочком на боку, абсолютно домашний, и я также совершенно по-домашнему втягиваю руку в рукав и хватаю горячую черную ручку через ткань зимней «горки». Мысли тяжело перекатываются в голове, сталкиваясь между собой холодными глыбами. Чай… Вот он. Что-то говорит мне Юра Лом, показывая на фырчащую бензопилу — я машу рукой и переступаю ботинками в ледяной грязи. Потом, все потом. Есть часа четыре для отдыха, посты стоят… Не спать.
Холодно.
Десять с половиной часов назад.
… Ногу вот сюда поставить, другую — вот сюда, и рывком, рывком забросить себя наверх. Трехточка спасает — пулемет ложится на колено, ладонь в мокрой грязной перчатке опускается на какой-то выступ, пальцы обхватывают ледяной металл — и дрожь боевой машины тут же передается по всему телу, мурашки пробегают по спине, и ты вдруг почему-то улыбаешься.
Хочется курить.
Толчки, хохот — рядом с тобой плюхается Хьюстон, умащивает свою свдшку и кричит тебе в ухо:
— Мартин, глянь на Бабака!
Высокая неуклюжая рыжая собака крутится вокруг рычащей машины, иногда лает, кто-то ругается, кто-то скользит по броне — и его в шесть рук хватают, усаживают рядом, ржут и пихают.
— Нахуй от пушки! — уже ору я, и масса людей начинает сдвигаться по бортам, хлопают задние двери, падает на колени гранатомет, комья грязи обрываются с ботинок, с передней машины Танцор что-то кричит нашему мехводу, и Козачок в ответ энергично машет головой, едва не стукаясь о края люка. Я всегда пропускал момент старта, толчок — и бэха-двойка разгоняется, и впереди — корма первой машины, вдруг выглядывает солнце, я оглядываюсь, пытаясь впечатать в себя эту картинку — старый воп, опора, голые серые деревья, склон террикона и пятерых человек, которые остаются.
Ровно через две минуты две бэхи с опущенными пушками и ротой на броне вылетят на КПВВ «Новотроицкое» и попрут прямо на очередь машин «от сепаров — к нам», проскочат в проход между синей пятеркой и мерсом-бусиком, отпрыгнувшим в последний момент, взрыкнут и уйдут на поле.
Через десять минут восемнадцать человек, которые называли себя второй эльфийской, ссыпаются с брони и разбегаются кругом, я подойду к Танцору и нарочито небрежно вытащу измятую пачку «Прилук», он скажет:
— Ну, давай уже сигарету.
Мы вкусно закурим, он скажет:
