Трогать нельзя | страница 13



То, что я совершенно точно собираюсь преодолеть в себе.

Эй, Боец, это вызов?

Это очередной твой бой.

Ты ни разу не ложился на ринге.

И сейчас не время. Ох, не время.

Внезапная отвественность.

Мне было восемнадцать, когда отец привел ее мать в наш дом. Строго говоря, тот дом уже не был нашим.

Моим — уж точно.

Я жил отдельно, в общаге, учился на первом курсе нашего машиностроительного, развлекался вовсю, как мог.

Отец, насколько я знаю, тоже времени не терял. Когда я приходил к нему в гости, всегда ржал конем.

Потому что баб каждый раз у него заставал разных. А то и не одну.

Короче, седина в бороду там во всей красе была.

И нет, я не собирался осуждать.

Мы с ним достаточно пережили после смерти мамы, и я считал, что он явно заслуживает счастья.

Поэтому мы с ним встречались где-то раз в неделю, выпивали, ели шашлыки, которые он умел очень даже круто готовить, болтали. Часто в компании его друзей, таких же серьезных дядек, как и он сам.

Отец был бывшим спортсменом, тоже боксером, как и я, после завершения карьеры ушел в тренерство, организовал самый лучший в городе клуб смешанных единоборств. И туда ездили все — от бандитов до ментов.

Поэтому связи он имел самые обширные.

И мужская компания, по субботам собиравшаяся у нас в доме, тоже была разношёрстной. Где-то в нормальном мире это покажется странным, но у нас не нормальный мир. У нас Россия. Средняя полоса. От Москвы так же далеко, как и от нормального мира.

Поэтому в доме у нас общались запросто прокуроры и законники, генералы спецслужб и полицейские чины. Врачи и юристы. Единственное, кого не водилось, это приблатненной дряни. Отец не любил с ними связываться, особенно с теми, что в последние годы повылезали. Те, что были раньше, те, что чтили хоть какие-то законы, вообще часто были неплохими в общении людьми. Но их с каждым годом становилось все меньше и меньше.

Мужики пили, разговаривали разговоры, иногда смотрели матчи по огромной плазме, тогда еще бывшей охеренно роскошной вещью, которую мог себе позволить далеко не каждый.

Я с ними. Слушал. Солидно отвечал и кивал головой.

А потом, позже, сваливал к себе. Обычно это в тот момент происходило, когда приезжали бабы.

Отец терпеть не мог блядства и не собирался меня посвящать во взрослую жизнь таким образом.

Даже учитывая, что у меня, здоровенного активного парня, с бьющим в голову и ниже гормоном, который даже изнурительным треням не удавалось усмирить, все с бабами было в порядке и давно налажено.