Тут снова зазвонил телефон, я увидела номер Аллы и подумала: дело-то движется.
— Все будет, — заявила девушка заговорщицки, — я её выловила в галерее и сказала насчёт интервью. А она мне ответила, что особенно нет времени и чтобы я ей вопросы на почту послала. Тебе же так подойдёт?
— Более чем, — это даже лучше, а то Алла могла бы и сболтнуть что-нибудь лишнее, — как только она пришлёт ответы, кинь мне на почту. Она же у тебя есть?
— Конечно. Марине Евгеньевне, я, кстати, насчёт интервью сказала, ну то есть будто бы это моя идея. Она оценила.
— Вот и хорошо. Открытие выставки не перенесли?
— Нет. Следующее воскресенье.
— А картины?
— Уже в галерее. Николаева их лично привезла. Она тут вообще ведёт себя, как хозяйка, девчонки от неё бегают уже.
Я хмыкнула. Это она может. Ладно, выставка пройдёт, и исчезнет из вашей жизни сия мадам. А вот насчёт моей — пока вопрос.
После разговора с Аллой, телефон я отбросила на стол, а руки снова положила за голову. Лежала, пока не стала засыпать. Думала встать, а потом махнула рукой, устроившись поудобней.
Мне снился сон. Как будто рядом со мной Рогожин, смотрит внимательно, но ласково, и как будто даже потерянно. Аккуратно проводит рукой по волосам, едва касаясь, потом пальцами по виску вниз, по щеке, очерчивая лицо. Оторвавшись, пальцы замирают напротив губ, словно желая коснуться. Приближаются, и я бессознательно приоткрываю рот…
А потом я проснулась, сама не понимая, с чего, просто вынырнула из сна, открыв глаза. В комнате было сумрачно. Я лежала на диване гостиной, а рядом на краешке сидел Рогожин, и мне вдруг показалось, что это был никакой не сон, и я чувствовала прикосновения его пальцев, такие тёплые, нежные, не похожие на него. И не понимая, что делаю, схватила его за руку, словно пытаясь поймать ушедшее мгновенье, а он посмотрел на меня, прямо как во сне, внимательно и растерянно.
Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг схватила его за руку, переплетая наши пальцы, схватила судорожно, вскакивая на кровати, а он растерялся ещё больше. Мы сидели в полумраке комнаты, глядя друг на друга, и почему-то хотелось обнять Илью, прижаться к нему. А потом морок спал, и я быстро выдернула руку из его, бормоча:
— Прости, просто дурной сон.
Рогожин молча отвернулся, мы смотрели каждый перед собой, а потом он резко встал и вышел из гостиной. Ну я и дура, конечно, что он обо мне подумал? Встав, включила свет, пригладила волосы, тут и Илья вернулся, переодевшись в домашние брюки. Взгляд его был непроницаем, как и раньше, и это успокоило, стабильность в отношениях наше все.
