Дом.
Арве-мал-Тиге не любил чужаков, но начни он выгонять их силой, и вскоре превратился бы в главную достопримечательность Лиутского леса, и те самые чужаки хлынули бы рекой. Потому слуги и загостившиеся визитеры уходили без всякого страха, но с обидой, чтобы наверняка. Для счастья дому хватало одного хозяина, потому хозяин Арве-мал-Тиге был обречен на одиночество.
— …не спал неделю, — прорвался в мои мысли голос Рэйнера, — я выучил миллион учгунжских народных напевов, я теперь могу узнать любого обитателя дома по единственному короткому стону, но самое главное — я так и не понял, как это все работает! Кто вы такая и что мне подсунули?!
Первый вопрос я проигнорировала, а на второй, прокашлявшись, все же ответила:
— Просто дом. — Получилось сипло и неубедительно.
— Просто дом? Тогда смерть — это просто послеобеденный сон.
Ну в какой-то мере…
— В общем, — Рэйнер неожиданно поднялся, вновь превратившись в натянутую тетиву, — я вынужден обвинить вас в мошенничестве.
От такой наглости у меня даже голос прорезался.
— Каком еще мошенничестве? Я отдала вам отличный дом за бесценок!
— Я выплатил полную стоимость! — возмутился он.
И то верно. Как ни пыталась я сопротивляться в надежде избежать мук совести, и как ни закатывал небесны очи мэтр Штанге, Рэйнер не согласился на смехотворную сумму, указанную в объявлении, и накинул сверху еще два раза по столько же. «Таков нынче рынок», — объяснил он. И добавил что-то про «солдат вдову солдата не обидит».
Ну так если у кого-то обостренное чувство справедливости, разве я в том виновата? Да, я обрадовалась непредвиденному доходу — а кто бы не обрадовался? — и крохотный домик у моря в моих мечтах превратился в домик у моря побольше. И гуляла я по берегу уже не в одном из пяти имеющихся у меня платьев, а в наряде поновее да помоднее. Нормальные женские грезы, не Рэйнеру меня судить. К тому же отнекивайся я подольше, он бы еще на первых порах заподозрил подвох, и море я бы увидела только на отвратительном желто- коричневом полотне руки не самого психически здорового члена семейства Гантрам.
Задумавшись, я пропустила большую часть обличительной речи мэйна Рэйнера и спешно попыталась ухватиться хотя бы за конец, чтобы дать достойный ответ.
— …утаив столь важные подробности. Бросили меня в огненную бездну! Бесчестный поступок, недостойный почтенного рода Гантрам.
Кажется, от соседства слов «почтенный» и «Гантрам» я на пару мгновений ослепла — по крайней мере, лицо Рэйнера, озаренное праведным гневом, из поля зрения исчезло, и осталась лишь темно-красная пелена. Затем из этих кровавых глубин проступили знакомые черты и смоляные кудри, и я через силу выдохнула.
