– Николай Геннадьевич, вы же были на съезде промышленников, – напомнил я. – Как глава созданной комиссии я лично проверяю, что сделано. Хотелось бы посмотреть на общежития.
– Мои рабочие в домах живут, свой скот имеют и огороды, – заявил Бурылин.
Только беседу мы вели напротив какого-то цеха, и часть рабочих, возвращавшихся с обеда, затормозила. Не все и не сразу осмелились приблизиться, но слова Бурылина услышали и начали выкрикивать:
– Это мастера живут в домах! Все, кто с деревни пришёл, в Ямах или на Рылихе углы снимают!
– Морозовские для своих построили бараки, но дерут штрафы. Шоб там тихо было.
– Штраф, если в церкву не ходишь! – дополнил кто-то из рабочих.
– Мы с Боголюбовской слободы. Так, почитай, треть зарплаты платим за постой.
Постепенно народ вокруг прибавлялся. Санёк заметно начал волноваться, да и я тоже. Бурылин, напротив, оглядел крикунов и рыкнул, чтобы все немедленно шли по рабочим местам.
– А мы с вами пройдём в контору, где вы предоставите мне ведомости зарплат и штрафов, а также отчёт об обеспечении рабочих жильём, – сообщил я Бурылину.
Беседа оказалась тяжёлой. Директор-распорядитель напирал на то, что он не единственный владелец. В Иваново и Вознесенске цехов, объединённых под одним товариществом, несколько десятков. За всех отвечать он не может.
– Можете и должны! – настаивал я.
Застряли в городе мы на неделю. Повезло, что полицмейстер устроил нас на постой у своей родни. Комарье ночью донимало, но хотя бы клопов и тараканов не было. Да и с питанием стало получше.
За несколько дней мы с оператором и охраной обошли все те «углы», что снимали рабочие. Оказалось, что часть деревенских вообще ютится в ночлежке. Так дешевле. Впечатления от той ночлежки у меня надолго останутся в памяти. Не могу даже подобрать сравнения этому месту, больше напоминающему тюрьму. Наглухо заколоченные окна, духота внутри. Деревянные двухъярусные нары. Запах мочи, немытых тел, насекомые. И кому здесь выдавать лекарства? Если не пропьют, то отнимут такие же бедолаги.
– Люди хуже скотины живут, – оценил Румянцев все увиденное.
– До поры до времени. А потом они начнут выступать и устраивать стачки, как в Германии, – сообщил я.
Все привезённые медикаменты я оставил в фабричной больнице. Долго запугивал доктора, заверяя, что обязательно проверю расход изониазида. Только для рабочих фабрики и никому на сторону.
Товариществу Куваевской мануфактуры я предоставил свой обширный рапорт. У меня имелись полномочия назначить большой штраф всем управляющим и самому Бурылину. Только толку-то? Рабочим от этого легче не станет. Потому я ставил конкретные условия: увеличение зарплат в два раза, рабочий день десять часов, снижение числа штрафов и постройка общежития.
