Таковы в общих чертах наиболее значительные вопросы, на которые мы ожидаем найти ответ, по крайней мере частичный, в Дуре. Раскопки Кюмона позволили нам сформулировать эти проблемы, и они также дали надежду на то, что при удачном стечении обстоятельств (а раскопки всегда в какой-то мере зависят от удачи) и с помощью тщательных систематических научных исследований Дура даст больше ценного материала для изучения указанных проблем.
Несомненно, раскопки Кюмона, как мы и ожидали, показали, что в Дуре нет первостепенных произведений архитектуры, скульптуры или живописи, или большого количества золота и серебра в виде ювелирных украшений, золотых или серебряных блюд, или государственных документов, затрагивающих важные политические вопросы. Она никогда не была большим или богатым городом или важным центром политической жизни; она была маленьким провинциальным городом, затерянным на границе двух цивилизаций — греческой и парфянской.
Тем не менее мы имели основания ожидать находок большого количества предметов, которые пролили бы свет на некоторые стороны жизни города на протяжении шести веков его существования, притом таких, которые мы не могли бы ожидать найти в руинах других городов Древнего мира.
Песок пустыни сохранил в Дуре не только то, что сохраняет земля в других местностях Древнего мира — камень, керамику и металл, но также дерево, ткани, кожу и бумагу, а среди всего прочего также и тексты на пергаменте и папирусах. По Египту мы знаем, как ценны такие находки, особенно тексты на папирусах, так как именно благодаря им мы знаем больше о прошлом этой земли, чем о прошлом какой-то другой области Древнего мира.
Когда стало известно, что из французских и сирийских источников средств на продолжение раскопок в Дуре не будет, я, с согласия Кюмона, попытался найти средства на это в Америке. Благодаря деятельной поддержке профессора Джеймса Р. Энджела (James R. Angel), президента моего университета, Йеля, мне удалось собрать необходимые средства на раскопки Дуры, которые теперь ведутся сотрудниками этого университета совместно с Французской академией надписей. Мы работаем там вот уже пятый год. Уже изданы три тома предварительных отчетов о раскопках, остается надеяться, что нам удастся закончить раскопки так же успешно, как мы их начали. Директором раскопок являлся М. Пилле (М. PIIIet) — архитектор и археолог, но теперь его сменил профессор Кларк Хопкинс из Йеля. Ф. Кюмон и я отвечаем за научно-историческую сторону этих работ, а Йель при содействии Фонда Рокфеллера осуществляет финансирование всей экспедиции. Постараюсь вкратце дать читателям представление о том, как там идет работа. О работе Кюмона я скажу, но коротко; подробнее — о Йельской экспедиции. Но сначала скажу несколько слов о путешествии в Дуру, где я провел весну 1928 и 1930 гг., и об условиях жизни там.
