Габор нахмурился:
— Как она умудрилась завести любовника, если даже не может говорить? Вряд ли он писал ей любовные письма. Сомневаюсь, что она умеет читать и писать. Да и крестьяне грамотностью не могут похвастаться… Ты сам-то с трудом с ней общался.
Габор видел, как брат сжал губы. Он уже практически не сомневался, что все сказанное — ложь. Маргит не сбегала с любовником. Нет. Габор не верил в это. Не хотел верить. И раны от кнута на ее спине… Что случилось? И что они оба скрывают?
Лес начал редеть и в квадрате окна показались очертания замка. Габор решил поднажать:
— Так какие у тебя мысли на этот счет?
Миклош скривился, но тут же нацепил на лицо печаль:
— Никаких. Откуда я могу знать, как они договорились?! Она же сумасшедшая. Кто знает, что у нее там на уме.
Габор сдержал ухмылку.
— Раньше ты выходил из себя, когда кто-то называл ее сумасшедшей.
Габор видел, что Миклош с трудом сдерживается. Злился и пытался подавить ненависть, но она упорно проскальзывала на лице и в глазах. Его история была шита белыми нитками. Скорее всего, Миклош даже не утруждал себя тем, чтобы придумать сколько-нибудь правдоподобную версию. Он всегда был самовлюбленным подонком, уверенным в собственной безнаказанности. Ему вряд ли пришло в голову, что кто-то может не поверить в его историю.
Маргит не будет принадлежать ему. Нет. Габор знал, что сделает все, чтобы выяснить, что произошло на самом деле, а потом заберет Маргит себе. Что-то долго Миклош молчит. Нельзя позволять ему собраться с мыслями и придумать новую отговорку. Габор стер с лица все эмоции. Миклош никогда не поверит, что он вдруг превратился в заботливого старшего брата.
— Что ты намерен делать?
Миклош нахмурился. Видимо, уже успел расслабиться.
— Что ты имеешь ввиду?
— Твою жену. Нужно же ее найти.
Миклош побледнел, но быстро взял себя в руки. Подонок прекрасно умел притворяться и жонглировать эмоциями. Но и Габор бы не был тем, кем стал, ведись он на подобное.
— Зачем ее искать? Я ей не нужен. Она сбежала с жалким крестьянином. Предпочла его мне! А раз так — то и она мне теперь не нужна.
Не знал бы Габор Миклоша, поверил бы и сердитому выражению его глаз и обиде на лице и даже горечи в голосе.
— Дело касается всей нашей семьи, Миклош. Маргит — ее часть. Я не позволю смешивать наше имя с грязью. И не позволю, чтобы на каждом закоулке обсуждали то, как полоумная безродная девица обвела вокруг пальца нас всех, выставила дураками, наставила тебе рога, а затем сбежала.
