"А ля малина"
На заводском аэродроме в столовой всегда длинная очередь. Когда она подходит, отдаешь свою шапку-ушанку и получаешь алюминиевую ложку. Обед у нас состоял из трех блюд: суп "погоняй", каша "шрапнель" да кисель "а ля малина", размазанный по большой алюминиевой тарелке. Ребята шутят: "Жив-то будешь, а к девочкам не пойдешь".
Целыми днями мы летаем и штурмуем - теоретически. Читаем все, что находим о воздушных и наземных боях, изучаем тактику свою и противника. Нам уже выдали полетные карты. Мы их подбираем, склеиваем - получаются целые простыни: далековат наш маршрут до фронта...
По настоянию доктора Козловского меня из общежития с трехярусными кроватями на девяносто человек перевели в финский домик. Там освободилась комната и командование предложило ее мне - все-таки единственная женщина. А я в этом милом домике чуть было богу душу не отдала.
Пришла под вечер с аэродрома замерзшая, смотрю: печка истоплена и еще угольки не потухли - так красиво переливаются то синими огоньками, то красными, то золотыми. Засмотрелась я на них, согрелась. Затем выпила какую-то таблетку, прописанную нашим доктором для успокоения, и прилегла на кровать, не раздеваясь заснула. Как будто наяву вижу Виктора в белой рубашке с галстуком, на голове у него расписная тюбетейка, а я в каком-то тумане вижу и себя в плиссовой черной юбке, голубой футболке с белым воротничком и со шнуровкой. На мне белый берет и белые с голубой окантовочкой прорезиненные тапочки с белыми носками. Берет держится буквально на макушке и правом ухе - шик.
Все это великолепие приобретено мною в торгсине на подаренную мамой старинную золотую монету. И вот теперь во сне, как наяву, вижу себя в этом торгсиновском великолепии, а Виктора при галстуке, который он никогда не носил. Мы с ним в Сокольниках среди ромашек, на какой-то громадной поляне. Виктор сорвал мне одну ромашку и говорит: "На, погадай, кто тебе больше из нас нравится. Я или "князь" Тугуши?.."
Мне легко и весело и вдруг, как сквозь сон, слышу: кто-то стучится. Хочу встать, а не могу.
А в дверь барабанят все громче и громче и кричат, повторяя мое имя. Кое-как поднялась, пошла по стеночке. Упала, приподнялась, опять упала. Решила ползти - ничего не получается. Наконец дотянулась до двери и, повернув ключ, сползла на пол.
Оказалось, угорела: истопник рано закрыл в печи задвижку. К счастью, поздно вечером мимо моего домика проходили наши летчики. Увидели в окне свет и решили заглянуть на огонек. Стали стучать, а дверь им не открывают. Тогда ребята поняли - случилось что-то неладное. Ну, а потом понесли меня отхаживать на свежий воздух. Именно отхаживать - всю ночь водили по улице. Я, уже плача, просила отпустить меня, дать отдохнуть, но пилоты были неумолимы: у них была своя "метода лечения" после угара - авиационная.
