Пришлось согласиться. Мы стали встречаться реже, однако писать он никогда не переставал. И как бы я себя не успокаивала, какие бы не придумывала отговорки, смутная тревога, начавшаяся с дурацкой подколки про «парня», в которой, в общем-то, и не было никакого смысла, кроме того, что я прекрасно знала, что это его заденет, росла.
Мне приснился сон. Один из самых неприятных, постоянно повторяющихся снов. В этом сне я прихожу в школу в майке и трусах. Сначала всё спокойно, и я ничего не замечаю, но наша классная (почему-то это всегда именно она) поднимает меня перед всеми и отчитывает за внешний вид.
Только тогда я соображаю, что забыла одеться. Мне становится очень стыдно, и я начинаю метаться, пытаясь поскорее уйти из школы, но каждый раз по каким-то причинам не могу.
В этом сне была Мила. Выглядела она, как и в жизни, очень привлекательно: хрупкая, трогательная блондинка с чистой, обезоруживающей, в точности, как у Амелина, улыбкой в пол-лица. Он вообще сильно походил на неё, только глаза у неё были светлые, а у него чёрные, как бездна.
Там во сне Мила искала кабинет директора, но заблудилась в коридорах. Я сказала, что мне нужно поскорее идти домой, а она схватила меня за руки и стала умолять помочь ей. И, хотя я всё ещё слышала за спиной крики одноклассников «голая», зачем-то побежала с ней по бесконечным лабиринтам коридоров и этажей, которых становилось всё больше и больше, а из дверей классов, похожих на номера отеля, то и дело выскакивали люди и при виде меня кричали «голая». Я изо всех сил пыталась натянуть майку ниже, а Мила только смеялась и говорила: «Хочешь, я научу тебя танцевать?». Этот сон никогда ничем не заканчивался. Выход из него всегда был только один — проснуться.
— Вечно тебе нужно всё контролировать, — с упрёком сказала Настя, когда мы сидели с ней на примерочных банкетках в магазине обуви, куда она устроилась на летнюю подработку.
Сидеть в торговом зале ей не разрешалось, но из-за дикой жары посетители не заходили к ним по несколько дней подряд.
Настя давно мечтала о «большой» любви и была уверена, что со мной случилась именно такая, а я этого не ценю. Она вообще осуждала меня за многое: за прямолинейность, за настороженность, за то, что когда мне было плохо, я не жаловалась, что порой не снимала наушники во время разговора и никогда не носила юбок.
Мне в ней тоже не всё нравилось, однако мы хорошо ладили и за какие-то шесть месяцев, пожалуй, стали лучшими подругами.
