— До машины дойдешь?
— Я в порядке. — держаться, так до последнего.
В машине мы договорились, что меня порезали осколки разбившегося зеркала. Неудачно занес его в дом. Андрей не был доволен, но переубеждать не стал. Обратились к знакомому хирургу — другу отца, чтобы он точно не позвонил в полицию. Он сразу понял, что мои раны к зеркалу не имеют никакого отношения, побурчал, но сообщать никуда не стал.
Меня подлатали и положили в больницу. Нужно восполнить потерю крови и исключить возможное заражение. Оказалось, что рана на груди не пустяковый порез, еще бы несколько сантиметров и Наташа могла попасть в сердце.
Андрей ждал меня в палате, до которой я сам доковылял.
— Герман, я Полине и маме сообщил. — мне это не понравилось, а еще меня настораживало его хмурое выражение лица.
— Зачем? Что ты им сказал?
— Сказал, что ты ранен, но волноваться не стоит. — Андрей не договаривал. Я внимательно на него смотрел, ждал, что он еще скажет. — Позвонил специально Полине, не хотел мать волновать.
— И?
— Поля сознание потеряла. Долго в себя привести не могли, сейчас вроде все нормально.
— Вроде? Андрей!.. — у меня слов не было. Понимаю, должен был сказать, но не по телефону! — Я еду домой!
«А ели она головой ударилась, когда падала? Может поэтому долго в себя привести не могли?»
Я должен убедиться, что с ней все в порядке.
Полина
— Полина, Полиночка! — женский испуганный голос. Кто-то бьет меня по щекам. Я пытаюсь понять, что происходит. — Давай девочка открывай глаза! — на лицо и грудь прилетают брызги холодной воды.
Герман… — вспоминаю я. Сердце пропускает удар. — Что с ним?
Открывать глаза боюсь. Вдруг пропало зрение. Вряд ли мама Германа обрадуется узнав, что я больна. По щекам текут слезы. То ли от слабости, которая подчинила себе все тело, то ли от груза проблем свалившихся на меня в последнее время. Жалею себя…
Слабый стон срывается с губ. Даю понять, что пришла в себя. Нужно узнать, как там Герман?
— Полежи, Полина. Я дверь открою, звонят. Скорая наконец-то приехала. — по голосу Зинаиды Владимировны делаю выводы, что она взволнована, но не убита горем. Мою голову бережно кладут на что-то мягкое.
Остаюсь одна. Пока никто не видит, открываю глаза.
Вижу…
Плохо, размыто, но вижу! Белый потолок плывет, словно рябь на воде. Облегченно вздыхаю.
Вдох… Выдох… Слезы радости текут по щекам новым потоком — не ослепла.
