― Мы обсуждаем не это, ― прошипел он, когда я проскользнула в коридор.
Пытаясь быть как можно более скрытной, я на цыпочках приблизилась к звукам его голоса.
Когда я была почти у самой лестницы, я посмотрела на него сверху вниз сквозь железные перила. Язык его тела кричал, что кто-то собирался крупно облажаться.
В динамике прозвучали громкие извинения, обезумевший мужской голос практически умолял о прощении. Я понятия не имела, кем он был, но сразу же посочувствовала этому парню. Я слышала много слухов о Сербанах... насколько они могут быть жестокими, насколько безжалостными были. Похищение меня Пирсом достаточное тому доказательство.
― У тебя времени до конца дня, чтобы решить проблему.
Он чертовски похоже зарычал на человека, пресекая его четвертое извинение. После того, как он повесил трубку, его глаза цвета индиго метнулись к моим.
По удивленному выражению его лица он понял, что я была там все время. Холодный, безразличный нрав, к которому я привыкла, вернулся.
Нужно поговорить о раздвоении личности.
― Спускайся, ― скомандовал он, щелкая пальцами так, будто я была собакой.
― Не будь мудаком со мной, из-за того, что у тебя выдалось дерьмовое утро.
Скрестив руки на груди, я попыталась изобразить ледяной взгляд, который он так хорошо умел подавлять. Он сузил глаза, когда медленно направился к нижним ступеням длинной лестницы. Складывалось ощущение, что мы смотрели друг на друга в течение нескольких часов. Не в силах удержать мое лицо таким же стойким, как у него, я отвернулась первой.
― Спускайся, черт возьми, вниз, Бунтарка, ― озлобленно выдохнул он.
Сжав зубы, я неохотно спустилась по лестнице, остановившись, когда наши тела почти соприкасались. Его лицо было на расстоянии волоска; мы сражались по воздуху глазами.
― Как тебе спалось? ― спросил он после.
Что?
Я дважды моргнула, прежде чем медленно ответить.
― Хорошо?
Уголок его рта приподнялся вверх. Он провел пальцем по моей щеке, еще больше сбивая меня с толку своим странным поведением.
― Отлично. Мы можем поесть после похода по магазинам, пока гуляем.
― Ты выведешь меня из дома, чтобы сходить за покупками? ― скептически сказала я.
Пирс поднял свои темные брови, кривая ухмылка все еще красовалась на его красивом лице.
― Моя жена не должна носить пижаму двадцать четыре на семь.
― Пижаму? Они называются трениками.
Жестикулируя вверх и вниз по моему телу, игнорируя комментарии своей жены, я видела, как выражение его лица скривилось в отвращении.
