— А почему вы не на море поехали?
— На море можно и с ребёнком, а вот по музеям нет. Я в детстве любила читать про Египет, а тут горящая путёвка попалась.
В детстве! Марина не выглядела старше её сестры, да и Паша тоже. А этот египтянин был явно старше тридцати. Да и чёрт с ним! Козёл… Ему повезло, что он её не поцеловал. Она бы ему хорошо влепила за это!
Торт и кофе были великолепны. Сусанна даже забыла про злополучного соседа, но потом у неё вдруг зачесалась спина. Реза, должно быть, уже в зале, потому что объявили посадку, и он должен был пойти одним из первых. Только бы не видеть его отвратительных глаз. И Сусанна решила не оборачиваться, пока не объявят общую посадку. Однако же, когда она поднялась следом за Мариной, чтобы встать в очередь, она увидела Резу у стойки. Неужели ждёт, что она передумает! Действительно козёл! Но Реза, едва шевельнув губами в улыбке, прижал к груди сумку, слишком большую для деловой, и скрылся в посадочном коридоре. Сусанна выдохнула, надеясь больше с ним не пересекаться.
В самолёте Паша попросил стюардессу посадить Сусанну рядом с ними, и араб, сидевший подле них, с радостью согласился поменяться местами. Теперь взлетать было не страшно. И стюардессы казались милыми. Даже та, что принесла еду, хотя и была с покрытой головой. А вот соседи сзади оказались довольно нахальными. Они непрестанно колотили в кресло Сусанны. Но, может, и за дело, ведь из-за нервов и выпитого на прошлом рейсе, она слишком громко зачитывала Марине начало своего романа. Ей нравилась её похвала. Жена Паши сказала, что поражена её знаниями. Ощущение, что писал настоящий египтолог.
«Родительские отношения между Пентауром и Нен-Нуфер дали трещину. Девушка отдалилась от воспитателя и больше времени стала проводить в пристройке с рабынями. А он продолжал жаждать встреч, день за днём с ужасом примечая, что её тело из подростково-угловатого превратилось в округлое и притягательное. Нен-Нуфер, как и следовало обладательнице такого имени, стала стройной и прекрасной, как лотос.
Пентаур видел довольно прекрасных женщин среди танцовщиц и прихожанок, закутанных в тончайший царский лен, но свято верил, что сердце его навсегда закрыто для них, потому что он отдался учению и не имел права на плотские утехи. Теперь же толстая корка безразличия пала с его сердца, и оно трепетало и обливалось кровью при одном лишь взгляде на Нен-Нуфер, которая, преодолев девичью стеснительность, вновь потянулась к учителю. Красавица глядела на него чистыми изумрудными глазами, не понимая причин отчуждённости, и жрецу требовалось много сил, чтобы солгать воспитаннице, сославшись на многочисленные храмовые дела.
