Он полоснул ножом. Даже порезал, в этом он был уверен – они были твердые, - но они так и надвигались, засовывали влажные тени под его кожу, толстые, как шерстяные одеяла. В тенях были лица, почти человеческие, но черты расплывались и менялись, как тающий воск. Мелькали зубы и слышались голоса, но слов он разобрать не мог. Тени схватили и без труда подняли его, словно бы изучая. Насекомые лапки трогали его, щупальца ласкали.
И тут возникла девушка, вышла из теней, больше не объятая тьмой, поплыла к нему. Из пор ее кожи вылезли маленькие жучиные ножки, и они росли, увеличивались, схватили его, прижали к ее рту, который открылся нараспашку. Изо рта что-то выползло и так быстро заскочило в него, что он и понять не успел, что произошло. В него вонзились острые щупальца, проникли под кожу. Щелкали зубы, потекла кровь. Он чувствовал ее тепло на лице, шее и спине, а потом ногах и мошонке – он истекал кровью из тысячи порезов и укусов.
Хотелось бежать. Хотелось кричать. Но ноги не касались земли. Он висел над ней. Когда он попытался закричать, все, что послышалось, – стон, потому что рот был забит какой-то толстой ползучей гусеницей размером с банан. Оно спускалось в его горло и живот. Живот зашевелился и разбух.
Он давно выронил нож. И не помнил, когда тот упал из руки. Теперь он был беспомощной добычей.
На один счастливый миг он ничего не чувствовал. Его парализовало. Но казалось, что его опустошают, будто он только что освободил кишечник.
Затем его прижали к земле животом. Теперь он почувствовал боль. Она налетела, как поезд, такая жуткая, и спина хрустнула, как хлебная палочка. Затем последовало онемение. Он увидел по бокам от лица ботинки, пятки смотрели в небо. Хруст стоял громкий. Он уже должен быть мертв, думал он. Мертв. Но увы. Ему не повезло.
Внезапная боль исчезла. Он онемел, как будто его обкололи новокаином; нет, как будто он сам стал Новокаином.
Его постепенно скатывали в шарик плоти. Слезы струились по щекам и капали на землю переулка. Его подняли и закинули в большой черный мешок, и мешок закрылся; мешок был из влажных теней. Его понесли среди вздохов и довольного урчания, как будто он был всего лишь кулем с перьями, который закинут в огонь.
6
«Ноктюрн» в час ночной
Колеса катились по воде, тащили тушу «Ноктюрна» по мягкой темноте прохладной ночи. Горели красно-желтые китайские фонарики. Они были цвета крови и меда. Ужин кончился, стол убрали, и Элвис с остальными разошлись по каютам.
