подряд. Но меня это не устраивает. Особенно в постели.
А это, Алексей не сомневался, могло стать настоящим камнем преткновения.
Тогда какого черта Майк набросился на него с поцелуями? И почему он сам отвечает?
Боже, язык Майка. Его вкус. Губы. Не отрывался бы от них всю ночь.
Но с разочарованным рыком Белов оттолкнул Майка.
— Ты меня что, не слышишь?
— Очень даже слышу, — тихо ответил Майк. Он сохранял невозмутимое спокойствие, в отличие от взбешенного Алексея.
— Тогда зачем поцеловал?
Эрдо смотрел Алексею в глаза и даже глубже. Он стоял, прислонившись к холодильнику, прижав ладони к гладкой поверхности. Щеки раскраснелись, подбородок вздернут, на губах слабая улыбка. Проклятье, он будто знал, как пролезть в душу Алексея без мыла.
— Потому что от тебя не дождешься.
Алексей сглотнул.
— Ты даже не представляешь, о чем просишь.
Майк схватил Алексея за футболку и притянул к себе.
— Покажи мне.
Белов вздохнул и прижался лбом ко лбу Майка.
— Алексей...
— Нет, тебе будет больно. А я не смогу сдержаться. Я не смогу... не смогу не причинить боль, — признался Белов, почти жалея об этом. Жалея о том, что не мог быть с Майком... Но Алексей не способен изменить свою натуру, как и заставлять друга заниматься тем, что тому претит.
Майк отстранился и склонил голову набок.
— Что-то вроде хлыстов, цепей и прочего?
— Нет, ничего из этой херни. Просто... грубо.
— Объясни.
Наконец-то, мать вашу, Майк выглядел серьезным. Даже настороженным.
Ходить вокруг да около не сработало, так что на сей раз Алексей выпалил в лоб:
— Мне нравится доминировать. Я хочу, чтобы ты мгновенно выполнял любой мой приказ. Хочу, чтобы ты чувствовал меня — мои руки, зубы — еще несколько дней спустя. Хочу знать, что твой зад болит от моего члена и сияет ярко-красным от моей ладони. Хочу, чтобы ты вспоминал обо мне каждый раз, когда садишься на стул. Понимаешь? — Он огладил взглядом высокое стройное тело Майка и судорожно вдохнул. — Не могу касаться тебя и не думать о том, чтобы укусить твою задницу. Сильно.
Алексей ждал проявления отвращения, даже откровенной брезгливости. Но остолбенел, когда увидел, как Майк расплылся в улыбке.
***
Майк готов был расхохотаться. Черт, да он хотел скакать и орать от восторга, а потом завалить Алексея на пол и умолять сделать с ним все, о чем тот говорил. Но вместо этого он старался подавить улыбку — хотя удавалось с трудом — и смесь раздражения и решимости на лице Алексея сменилась паникой.
Не нужно быть гением, чтобы понять мысли Алексея: тот был уверен, что Майк с воплями ужаса сбежит от него, как только узнает правду.
