Сожги меня, Амоделий | страница 46



— Зарубежная литература или украинская? — он задумчиво пролистывал множество книг в своей «скромной библиотеке».

— Давай что-нибудь из украинской литературы, — сказала я, улыбнувшись.

— Прочитаю тебе свою любимую повесть «Украина в огне» Александра Довженко. — Саша с превеликим удовольствием открыл электронную книгу «Україна в огні» (оригинальное название на украинском языке).

— Почему именно это книга? — он задумчиво погладил планшет, будто хочет ощутить шершавую обложку, а не гладкость гаджета.

— Мне нравятся исторические романы, а Довженко необыкновенный автор, как и Тарас Шевченко, Леся Украинка, Иван Франко, Григорий Сковорода. Только вот Довженко жил во времена сталинского режима и часто затрагивал такие щепетильные темы, за что и запрещали экранизацию многих киноповестей. — Саша пролистнул несколько страничек книги, и я увидела портрет автора. Молодой мужчина с очень серьёзным взглядом: брови, низко расположены над глазами, карие глаза будто через фото проникают в самую душу, волевой подбородок с совершенно идеальным носом. — Я не стану углубляться в его биографию, но стоит прочитать цитату из его дневника. Авторы душу вкладывают в свои книги, они постоянно продумывают детали, переписывают множество раз диалоги, чтобы читатель представил максимально детализировано этот момент. Прочувствовал эмоции главных и второстепенных персонажей. Множество книг во времена Иосифа Сталина проходили цензуру, как и киноповесть Довженко. Оригинал: «Сьогодні я знову в Москві. Привіз з Києва стареньку свою матір. Сьогодні ж узнав од Большакова і тяжку новину: моя повість «Україна в огні» не вподобалася Сталіну, і він її заборонив для друку і для постановки. Що його робити, ще не знаю. Тяжко на душі і тоскне. І не тому тяжко, що пропало марно більше року роботи, і не тому, що возрадуються вразі і дрібні чиновники перелякаються мене і стануть зневажати. Мені важко од свідомості, що «Україна в огні» — це правда. Прикрита і замкнена моя правда про народ і його лихо. Значить, нікому, отже, вона не потрібна і ніщо, видно, не потрібно, крім панегірика».

*Примечание:

Перевод: «Сегодня я снова в Москве. Привёз из Киева старенькую свою маму. Сегодня же узнал от Большакова и тяжелую новость: моя повесть «Украина в огне» не понравилась Сталину, и он её запретил для печати и для постановки. Что теперь делать, даже не знаю. Тяжело на душе и тоскливо. И не потому тяжело, что пропало зря больше года работы, и не потому, что возрадуются и перепугаются меня сразу мелкие чиновники, и станут презирать. Мне тяжело от осознания, что «Украина в огне» — это правда. Прикрытая и закрытая моя правда про народ и его горе. Значит, никому, вовсе, она не нужна и ничто, видно, не нужно, кроме панегирика».