Жестокий палач только что доказавший, что мои фантазии на его счёт беспочвенны! Он прекрасно владел собой в отличие от меня… и как он верно подметил, я на его фоне выглядела неврастеничной: избалованной, гадкой, развратной и перевозбуждённой малолеткой.
Зарыдала сильнее от бессилия и унижения. Не зная, как унять женское оскорблённое, непонятое, отвергнутое начало. Самолюбие, эго… Не изнасиловал — муд*к, а изнасиловал бы — извращенец. Не тронул — бабское эго унизил, а тронул бы — прям на месте убила!
Это всё… так тяжело и неправильно, хоть вой.
Полежала немного, занимаясь самобичеванием, и уже размышляя какие козни Хану устроить, чтобы отмстить, а потом осознала, что мой грандиозный план отчасти выполнен. И что я переживала?
Сын его от меня отказался!
Хан доведён до ручки…
Значит моя миссия в этом доме завершена. На большее не отважусь, но при этом я не из тех, кто сдаётся. Не из тех, кто руки опускает.
Пока дышу — борюсь, а униженную женщину в себе заткну, и выпущу, лишь когда время настанет! Если не достучалась до мужчины-Хана сейчас, не смогла увидеть его необузданного Зверя, свои чувства запру под замок, гордость тоже и буду жить дальше…
Мне ещё ему мстить. Умирать и сдаваться некогда! Время пройдёт, я подрасту, вот тогда припомню ему все издевательства надо мной.
Утёрла лицо от слёз, покрутила в руках айфон, который спёрла у Хана, пока меня тащил в «логово (не) разврата».
Призадумалась.
Номеров друзей наизусть не помнила. Отцу звонить больше не буду, тем более жаловаться, а значит, зря стащила.
Хм, опять я дура?
В итоге бросила телефон к выходу.
И как раз вовремя избавилась от улики. В коридоре раздались торопливые шаги, вначале мимо комнаты… а потом вернулись, и дверь распахнулась. На пороге застыл Хан.
Сердце вновь отстучало дробь, меня заколотило от переизбытка дурных эмоций. А он злобным взглядом на меня зыркнул, словно уже размышлял с чего начать расчленение, но затем посмотрел на пол, где у стены обнаружил свой айфон.
Поднял его, включил, проверяя, что я успела, но убедившись, что не звонила, не писала, скрипнул зубами, и вновь хлопнул дверью.
— Муд*к! — опять шикнула в сердцах.
Бесчувственный Зверь. Бессердечный Хан.
Раздосадовано села на постели и тотчас, зашипев змеёй, скривилась. Задница так болела и горела, что я её почти не ощущала. Это было спасением ровно до тех пор, пока с каждой минутой прохождения онемения и жара, чувства не обострились. Проскулив от негодования на свою судьбинушку и длинный язык, пошла в душ.
