АФ: Вы о тарелке что ли?
Л: Тарелке?
АФ: Ну той, что за островом упала. Вы ее ищете?
Л: Можно и так сказать. А почему вы думаете, что это тарелка?
АФ: А что ж еще? Тарелка и есть. Эти херовы инопланетяне. Да в поселке вам каждый скажет, что это они. Вы не думайте.
Л: Мы не исключаем такую возможность. Но давайте вернемся к вашему приезду в Петрозаводск.
АФ: Ладно. Давайте. Значит так — поплохело мне почти сразу по приезду. День-два еще ничего было, а потом хана настала. Все вдруг начало болеть — руки, ноги, голова. Я уж думал — все, плакал мой институт. Ничего не соображал. А дальше стало еще хуже: спать перестал, чего не съем — обратно просится. Запах у меня в комнате стоял, как в чумном бараке.
Л: Вы обращались к врачам?
АФ: Ходил в поликлинику, но там ничего путного не сказали. Смотрели, щупали — все нормально, говорят. Я им про самочувствие, мол — «помираю, товарищи!», а они головами мотают. Медицинская наука, говорят, не в курсе. Про санаторий заговорили, а какой мне санаторий? Хоть ложись да помирай. Ну, я решил — поеду-ка домой. Под родной крышей и помереть не страшно.
Л: И поехали?
АФ: Поехал. Вот тогда было по-настоящему погано. Еле дополз до автобуса, так мне плохо стало. Я все думал, что родителям скажу? Как рассказать, что помирать приехал? А потом меня совсем скрутило, дороги не помню. Очухался уже возле Ведлозера. Хорошо, шофер до поселка подбросил, сам бы не дошел. Выгрузил он меня у родительского дома. Там, конечно, суета, крик — дитятя родной погибает. Мать со мной всю ночь просидела. И вот интересная штука — проснулся я утром, руками ногами подвигал, бока пощупал, а боли-то нет. Как и не было.
Л: Вы провели в Щукнаволоке одну ночь и выздоровели. Так?
АФ: Точно так!
Л: Как вы поступили дальше?
АФ: Пробыл дома несколько дней, а потом обратно уехал. Жаль было бросать институт, столько сил потрачено. Первое время все было нормально, а потом — мать перемать — все по новой! Ну нет, думаю, буду терпеть. Переможется! Я тогда был парнем здоровым, как говорится, гвозди перекусывал. Перетерплю, думаю, а там само пройдет. Неделю промучился, толком даже не помню, что со мной творилось. Кошмаров навидался. Раз, помню, иду по улице, ясный день, и вижу бабку свою — ползет мне навстречу, смотрит на меня и улыбается. А бабка-то — лет пятнадцать, как померла! И не такое еще было, но я терпел. А потом отпускать стало. Полегоньку, понемножку, каждый день лучше. К концу месяца я окончательно очухался. Отпустила родная земля.
