Я включил рацию и рассказал об увиденном Виктору Анатольевичу. Он тоже не смог объяснить мои наблюдения и ограничился пожеланием проявлять максимальную осторожность.
Я продолжил спуск. Внизу меня ожидало новое открытие.
Пол пещеры, гладкий и скользкий, оказался подозрительно ровным, что сразу навело меня на мысль о его искусственном происхождении. А стоило мне оглядеться, как эта мысль превратилась в уверенность: посреди пола возвышалось странное каменное сооружение, при взгляде на которое по спине у меня побежали мурашки. Направив на него фонарь, я несколько раз обошел вокруг.
Передо мной был прямоугольный каменный постамент со сторонами метр на метр и высотой в половину человеческого роста. Все грани ровные, гладкие, словно отшлифованные, с вкраплениями все тех же бледно-желтых минеральных отложений. На постаменте стояла фигура, образованная двумя вытянутыми эллипсоидами, соединенными друг с другом тонкой перемычкой. В отличие от постамента, они имели грубую поверхность со множеством каверн и глубоких борозд, расположенных хаотично. Я внимательно осмотрел основание каменной глыбы — никакой щели, словно он вырос прямо из пола. То же самое было и с геометрической композицией на нем.
Я включил рацию.
— Виктор Анатольевич, я кое-что нашел. Сейчас поднимусь за фотоаппаратом. Прием.
— Ждем. Осторожней там.
Напоминание было излишним. Мрачное черное сооружение насторожило меня и, честно говоря, напугало. Сам не знаю, почему. Даже если оно рукотворное, то в его появлении нет ничего из ряда вон выходящего. Просто много лет назад кто-то спустился в пещеру и изваял это… нечто. Но зачем? И откуда такие странные формы? Никогда раньше я не слышал ни о чем подобном. Зачем мог понадобиться каменный монумент под землей?
Я подошел к лестнице и стал поспешно подниматься, инстинктивно стараясь производить как можно меньше шума. Благополучно добравшись до штольни, я еще раз осветил фонарем пещеру. Что-то в очертаниях монумента показалось неуловимо знакомым, но, как я ни силился вспомнить, озарение не приходило. Я погасил фонарь и полез вперед, к свету.
Мой рассказ заинтересовал Виктора Анатольевича настолько, что он даже на минуту отвлекся от приемника.
— Постамент, говоришь. Странно, странно.
— Сейчас я его сниму.
— Отродясь о таком не слышал! — заявил Гена. — А ведь я, считай, сторожил.
Я взял фотоаппарат и опять полез в штольню. Лаз уже успел наполниться свежим воздухом, но стоило спуститься в пещеру, как атмосфера снова сделалась густой и душной. Слабый характерный запах казался знакомым, я где-то уже сталкивался с таким, причем совсем недавно. Чуть сладковатый, тошнотворный — запах головной боли и бессонной ночи. Воспоминание вертелось где-то у самой поверхности. Я закрыл глаза… и вспомнил. Точно! Стоило только отрешиться от пещеры, как воспоминание пришло само собой — так пахло в доме у Федора Петровича в первые две ночи, которые я провел с закрытыми окнами.
