Всё было очень понятно. Дина соглашалась с ними и даже сама решила принять участие в закупке, но яйца от своих уток она никому не отдаст. Никому! Дина уже видела: бегает по двору вперевалку целая куча утят, и среди них, самый большой, самый красивый, Кряка! Разве можно такого отдать?
Динин папа, развёртывая газету, чтобы почитать после ужина, посмотрел насмешливо на дочку и сказал убиравшей посуду маме:
- Идёт борьба с пережитками капитализма. Частнособственнические настроения подвергаются давлению общественности, - и закрылся газетой.
Дина обиделась, надула губы. Любит отец говорить какие-то заковыристые слова:
"частнособственнические настроения", "пережитки капитализма". Какие тут пережитки, если она хочет вырастить особую породу уток?
Дина собиралась так просидеть долго, до тех пор пока отец не погладит её по голове и не скажет: "Ну, ну, дочка, не сердись, я пошутил". Но тут кто-то, хлопнув наружной дверью, завозился в сенях. Дина побежала смотреть. Это были двойняшки Захаровы. Сняв сапоги и стряхнув с синих байковых шаровар дождевые капельки, они вошли в комнату. Поздоровавшись в один голос, девочки размотали платки, шмыгнули носами и вытерли их ладонями. Всё это делалось размашистыми одинаковыми движениями, и от этого казалось, что пришёл один, курносый, веснушчатый -мальчишка, только он почему-то двоится в глазах.
Динин папа, опустив газету, с любопытством посмотрел на девочек.
- А мы утиные яйца закупали, - сказала одна из них. - Я сто двадцать набрала, а Женя - сто.
- Вот и неправда! - возразила Женя. - Я - сто три.
"Ага, - подумал Динин папа, - сейчас я разберусь наконец, кто из них Лида, кто Женя".
Но разобраться ему так и не удалось. Дина обняла обеих, закружилась с ними по комнате. Потом они уселись в углу, возле Дининого стола, и затараторили так, что папе пришлось уйти с газетой в спальню.
Девочки трещали долго. Потом стали шептаться, что-то высчитывать, о чём-то договариваться и, наконец, разошлись.
Дина, напевая песенку, уложила в портфель тетради, книги и, очень довольная проведённым вечером, улеглась спать.
УПАДЫШ
Утро было хоть и весеннее, но серое, холодное. Над голыми макушками акаций с прошлогодними, шуршащими на ветру стручками проносились лохматые облака, из которых нет-нет, да и заморосит мелкий дождичек.
Проезжая часть дороги с выбитыми глубокими колеями вся в мутных лужах, в комьях влажной грязи. Лишь по обочинам, вдоль палисадников и стен домов, вились просохшие тропинки. По ним, тренькая звонками, сновали взад и вперёд велосипедисты разных возрастов: закутанная в платок бабка с керосиновым бидоном на руле, спешащие на работу колхозницы, мальчишка с посиневшим носом, сзади на багажнике - сестрёнка, у сестрёнки под мышками по буханке хлеба.
