Потому год от года, распри между высшими разгорались не на шутку, находились те, кто выносил вопрос о том, чтобы позволять каждому искать себе пару для спаривания не только среди своих, но и земных. Но к всеобщему удивлению, именно Вал был категорично настроен: «Слишком много заболеваний у сухопутных. Если позволять массовые спаривания, это приведёт к нашему заражению! А у людей есть такие, от которых нет спасения…»
Вот и получалось, что наш вид довольно дружен, но, увы, в некоторых вопросах совершенно не сплочен. Мы за одно — у каждого своё место: сфера деятельности и обязанности. Только кто-то плавал в верхних эшелонах власти — и прекрасно знал некоторые тайны, а кто-то в нижних — и искренне верил, что наш вид непобедим, не уничтожаем… И вообще, что люди скоро сгинут, и у нас станет житьё лучше, чем прежде.
Я тоже в детстве в это верил всеми фибрами души. И воспитывал в себе отвращение к ничтожным человечкам, кто губил природу, вёл аморальный образ жизни, забывался и слепо верил в своё превосходство над остальными.
А потом немного повзрослел, чуть поумнел и пока готовился вступить в наследование владением южными водами Океании, стал чаще следить за людьми и их поступками. В чём-то ненависть крепла, в чём-то сходила на нет. Люди не были однозначными существами. Мне всё больше хотелось их изучить.
Глупо, но я верил, что спасение нашего вида зависело напрямую именно от мелких и жалких людишек. Просто нужно понять, почему природа их так одарила плодотворностью? Почему миллионы вирусов и микробов до сих пор не изничтожили их вид…
Вот и смотрел на представительницу враждующего вида, кто загибалась от хвори. Молодую самку, готовую к производству потомства, но настолько слабую, что если бы не мы — уже давно бы кормила рыб и прочую водную братию.
Так в чём же их сила? В слабости… На этой мысли я запнулся. Взглядом скользил по телу девушки, не понимая, что меня раздражало. А когда Штиль потянулся, чтобы развязать веревочки небольших кусочков ткани, скрывающих её грудь, будто очнулся от чар:
— Я сам! — испугался своего голоса. Да и вообще не стоило мне вмешиваться. Брат уже давно стянул с неё верхнюю ткань, откинул в сторону, оставив только то, что прикрывало самые интимные места. Я следил молчаливо… пока Штиль не переступил границу, которую я мысленно вычертил.
Брат не воспротивился — уступил место, и пока склонялся над самкой, поинтересовался:
— Зачем она тебе?
Вопрос был уместен. В отличие от Штиля, я держался на расстоянии от людей. Все спорные вопросы решал в пользу жителей воды, потому что человек априори не мог быть прав. Люди — зло… чудовища, загрязняющие всю планету, и в том числе воду! Из-за них в нашем мире вот-вот грянет катастрофа. О чём со Штилем не раз вёл спор. А в итоге не он, а я притащил в святая святых человеческую самку!
