Ее взгляд порхает по комнате, в то время как ее нос слегка розовеет. Чувства грусти и неравнодушия, которые она пытается скрыть, вырываются наружу, и на глазах появляются слезы.
— Кто-нибудь знает последнюю стадию горя? — спрашиваю я.
Белинда, тихая, немногословная женщина, поднимает свой подбородок.
— Принятие.
Как только прозвучало это слово, маска гнева Тори возвращается на место.
— Простите? — возмущается она.
Белинда встает и подходит к трибуне. Я киваю и возвращаюсь на свое место рядом с Тори, которую потряхивает от ярости.
— Принятие — это последняя стадия, — повторяет Белинда, пронзая Тори понимающим взглядом.
— Вы, люди, ошибаетесь, — выплевывает она в ответ. — Я никогда не смирюсь с потерями, которые пережила. Никогда.
Билл заговаривает в оправдание.
— Я потерял Энни три года назад и наконец смирился с ее смертью. Я буду скучать по ней каждый день, но я знаю, что она хочет, чтобы я снова нашел счастье.
Тори скрещивает руки на груди и сердито смотрит на него.
— Прошло два года с тех пор, как я получил звонок о Синди, — говорит Нейт, — но только совсем недавно я наконец—то обрел покой и знаю, что она сейчас в лучшем месте. Присматривает за мной и нашими ангелочками.
Тори взрывается и вскидывает вверх руки.
— Потеря вашей жены — это ужасно, нельзя этого отрицать. Но вы и понятия не имеете, каково это потерять обоих, своего мужа и ребенка. Я никогда не приму то, что их жизни были украдены у меня.
Групповые встречи, особенно с новичками, как правило, становятся эмоциональным полем битвы. Каждый считает, что страдает больше остальных. Поэтому, вместо того, чтобы вмешаться, я позволяю им обсудить это.
— Тори, — робко говорит Белинда. — Мой четырехлетний сын утонул в нашем бассейне в прошлом году.
Прямая осанка Тори меняется, и она сутулит плечи. Она тяжело дышит, пока отчаянно пытается сдержать слезы.
Белинда со смиренным выражением на лице продолжает свой рассказ.
— Я была зла, как и вы. Моей инстинктивной реакцией было обвинить своего мужа, так как он следил за сыном. Мой гнев разрушил наш брак, и сейчас мы разошлись. Долгие месяцы депрессия терзала мой разум, но в конце концов мой доктор прописал мне какое-то лекарство и терапию. Макс не вернется. Теперь я понимаю это. Мой сладкий малыш с Иисусом.
Тори издает страдальческий всхлип и вскакивает на ноги. Пошатываясь на нетвердых ногах, она направляется к выходу и толкает сейчас закрытую дверь, больше нет уверенной в себе стервы, которая ворвалась сюда не так давно. Я встаю и следую за ней. Махнув Белинде рукой, я призываю ее продолжать разговор, пока удостоверюсь, что с Тори все хорошо.
