— О, таки признала… — ухмыляется Гринвуд, а я с трудом сдерживаю желание отшатнутся. Он пугает. Шрам сильно кривит мужские губы.
— Эйрин просила тебя встретить, пойдем.
Мы с моим грозным провожатым идем в сторону улицы. Стремительно темнеет и дождь начинает лить как из ведра. Не замечаю, как промокаю до нитки, до ледяных пальцев и волос, что змеями облепляют лицо.
Темнота вокруг слегка разбавляется светом редких уличных фонарей, но мне особо не нужно разглядывать дорогу. Я знаю наизусть каждый ухаб и каждую кочку здесь.
Мужчина идет рядом и молчит. Просто ступает за мной незримой тенью, и я благодарна, что он не начинает ничего незначащих бесед и расспросов. Нет пустого заполнения эфира. Мне сейчас не до этого.
Мое сердце бьется в груди рвано и больно. Я не могу пока осознать всю серьезность ситуации.
Молча доходим до паркинга и Фил открывает передо мной дверцу черного трака, помогает забраться на высокую ступеньку. Закидывает чемодан в кузов и, сев в машину, заводит мотор, который отзывается глухим рычанием.
Едем не особо долго. Вскоре Гринвуд тормозит у здания больницы. Смотрю на это навороченное сине-белое здание, так не вписывающееся в привычную картину трущоб, и сердце пропускает удар.
Неприятные чувства накатывают, опутывают щупальцами страха, волнения и грусти. Я дрожу, не спешу выходить из машины. Боюсь того, что увижу. Страх сковывает по рукам и ногам, становится сложно дышать.
Крупная рука ловит дрожащий подбородок и поворачивает мое лицо, заставляя встретить строгий взгляд сероватых глаз. Знакомый незнакомец выглядят зловеще в полумраке салона.
— Все та же золотая девочка… — говорит словно самому себе.
Вспоминаю свое прозвище из далекого лета нашей дружбы. Фил встречает мой растерянный взгляд. Просто смотрит секунду-другую и в этом молчании я чувствую недосказанность. Ощущаю, как его палец слегка ласкает мою щеку и отстраняюсь. Не люблю прикосновений, не терплю, когда нарушают личное пространство.
Беру себя в руки, открываю дверь и выпрыгиваю из салона.
Дождь уже прекратился. В воздухе пахнет сыростью и затхлостью.
Знакомый мерзкий аромат трущоб. Я иду вперед, к главному входу в здание.
Меня встречает практически пустое белоснежное фойе со стойкой персонала в отдалении. Подхожу к полноватой медсестре с уставшим безразличным взглядом.
— Здравствуйте. Ивет Соммерсье госпитализирована в эту больницу.
Женщина в голубом сестринском халате безразлично проверяет списки по компьютеру, бросая на меня уставший ничего незначащий взгляд.
