После ужина устроились в гостиной рядом с электрическим камином. Дядя с удовольствием завел бы настоящий, но в квартире, даже в старом профессорском доме, это нереально. Поэтому пришлось ограничиться электрическим эрзацем. Дядя сидел в любимом кресле, пыхал трубкой, выпуская колечки ароматного дыма. Я забралась в другое кресло и смотрела на язычки пламени.
Тридцать три дня… Два уже прошло… Удивительно, но саму ситуацию я восприняла как задачку, которую необходимо быстро решить, и особенно не бесилась. Да, раздражения было, конечно, много, хотелось хотя бы влепить Василию пощечину. За то, что впутал в такую историю. Но я прекрасно понимала, что это неконструктивно. Межмирье… А если это не выдумки, если он действительно сможет утянуть меня туда?
— Коньячку к разговорчику? — предложил дядя, глянув на меня поверх очков.
— Можно, — кивнула я.
Он протянул руку к стоящему рядом столику, взял пузатый хрустальный графин, вынув пробку, щедро плеснул янтарного конька в бокалы. Протянул один мне.
— За веселые мысли, — серьезно сказал он.
Я улыбнулась.
— За них.
Хороший коньяк, да дядя Костя и не держит другого. Я покрутила бокал, наслаждаясь игрой света в благородном напитке. Красиво…
— У тебя какие-то проблемы, Тина? — тихо спросил дядя, тоже глядя на огонь.
— Нет, — я чуть покачала головой, выдавив улыбку. — Нет. Только вопросы.
— И какие же?
— Мне бы об истории семьи узнать. Про бабушек-дедушек я знаю, а дальше, так сказать, в глубь веков, нет… Может, ты что-нибудь расскажешь?
Конечно, вопрос дядю удивил. Мое отношение к семейным преданиям ему было известно. От папиного оно почти не отличалось. Но задавать неудобные вопросы дядя Костя не стал, за что ему отдельное огромное спасибо. Просто принес из кабинета три тяжеленных фотоальбома и положил их на журнальный столик.
— Ну, давай расскажу, раз тебе интересно.
Оказалось, что история семьи была очень занимательной. Об этом свидетельствовали не только фотографии, но и письма, так же заботливо сохраненные в альбомах. Перелистывая толстые страницы, дядя рассказывал о родственниках. Ту самую Тикусу Владимировну тоже упомянул, она нашлась на одной-единственной фотографии. Я задумчиво ее рассматривала. Прапрабабушке было на снимке лет шестьдесят. Высокая, стройная, с уверенным, проницательным взглядом. Определенно яркая личность, и в свои годы она все еще была очень красивой женщиной. И это мать троих сыновей, женщина пережившая голодомор и войну? Какой же неземной красавицей тогда была мама Василия, если неведомый мужчина, причина раздора, предпочел ее?
