— Есть подходящее слово на французском?
— Полно слов и фраз. Некоторые получше, другие хуже. Faire des galipettes. Кувыркаться. Tremper le biscuit. Проткнуть бисквит…
Майлз расхохотался.
— Ты это придумал только что.
Линли усмехнулся.
— Нет. Но не отвлекайся. Так ты хочешь потрахаться?
— Я хочу трахаться и быть оттраханным.
— Ваше желание — закон…
Линли ловким движением соскользнул с кровати. Порывшись в кармане джинсов, он вытащил блестящий пакетик и бросил презерватив Майлзу.
— Запомни, на чем мы остановились.
Линли включил свет в ванной и зашел внутрь. Он вернулся через минуту с маленьким тюбиком крема Crabtree & Evelyn.
— Вербена и лаванда.
— Лаванда? Надеюсь, я не усну, — сказал Майлз.
Линли ухмыльнулся.
— Приложу все свои скромные усилия, чтобы не допустить этого.
Он присоединился к Майлзу на кровати, и вместе они сдвинули покрывало с одеялами в сторону, оставшись на голых простынях и подушках.
Майлз вытянулся на животе, вибрируя от поцелуев Линли, когда тот пробегался губами вдоль спины и нежно посасывал кожу, уткнувшись носом в ямочки у ягодиц, пока его пальцы, едва касаясь, подразнивали расселину.
Майлз сглотнул, но от накатившего удовольствия, а не тревоги. Земляной аромат лаванды, вербены и смазки согрел воздух, и наконец палец Линли осторожно и настойчиво проник в тело Майлза. Крем был теплым от рук Линли и слегка пощипывал нежное нутро.
— Такой тихий, — прошептал Линли. — Ты в порядке?
— Да, продолжай, — прошептал Майлз в ответ.
И Линли продолжил и довел Майлза до исступления, когда тот, тяжело дыша, уже извивался на простынях. Затем Палмер поставил его на колени и медленно, сладко вошел.
— О, Боже… — выдохнул Майлз. Линли не был экстраординарно большим, но сам момент таким и казался.
Палмер остановился в учтивой и участливой заботе, и Майлз, не выдержав, подался назад, насаживаясь на член Линли, пока его задница не прижалась к мягкому теплу паха.
Линли тут же начал двигаться, с неспешной уверенностью и полной отдачей. Майлз двигал бедрами в такт его толчкам, они скользили в едином первобытном ритме, который набирал скорость и силу, становясь безудержным.
Кровать ходила ходуном. Дыхание Линли обжигало Майлзу ухо. Теперь Палмер был тих, сосредоточен и напряжен… Майлз тоже сконцентрировался, потянулся к трепещущим, эфемерным искрам, рождающимся за закрытыми веками и пробегающим по позвоночнику, и наконец вспыхнул.
Глубокую, всепоглощающую тишину разорвало горячее, влажное, липкое, ликующее освобождение.
