тых. Сравните.
Евгений Водолазкин «Авиатор»
«А бывает и так: слова не сохранились, но картинка – в совершенной целости. Сидит,
например, человек в сумерках. В комнате уже полумрак, а он всё не включает света – экономит, что ли? Скорбная неподвижность. Локоть упирается в стол, лоб покоится на ладони, мизинец
на отлете. Даже в темноте видно, что одежда его в складках, вся бурая такая до бесцветности, и одним белым пятном лицо и рука. Человек как бы в задумчивости, хотя на самом деле ни о
чем и не думает, просто отдыхает. Может, даже говорит что-то, только слов не слышно. Мне, собственно, его слова неважны, да и с кем ему говорить – с самим собою? Он ведь не знает, что
я за ним наблюдаю, а если что и говорит, то не мне. Шевелит губами, смотрит в окно. Капли
на стекле отражают свечение улицы, переливаются огнями экипажей. Форточка скрипит».
Перед нами портрет героя. Автор описывает его с помощью сложных, неполных или
отрывистых предложений, использует неожиданные уточнения, на слух – царапающие. Детали
резкие, разрозненные. Все вроде бы понятно, образ зримый. Написано почти филигранно, выверено. Но очень на любителя.
Роман Сенчин «Зона затопления»
«Был случай давно-давно: старуха Гусина, покойница, а тогда молодая, жулькала пости-
рушки, а сын годовалый на берегу играл. На траве. Берег покатый, вода мелкая, заводь – тече-
ния нет… Гусина полоскала-полоскала, глаза поднимает – ребенок исчез. Бегала искала, все
дно ощупала – не нашла… Мужики сбежались, до темноты чесали реку… Потом старики ска-
зали: «Таймень утащил». И как-то все, и Гусина тоже, не то чтоб успокоились, а притихли: да, дескать, если таймень утащил, то ничего не поделаешь».
Услышали? Автор стилизуется под русский, северный сказ. Использует диалектные слова
и простонародную речь: «жулькала», «постирушки», «вода мелкая», «до темноты чесали
реку», «Таймень утащил» и т. д.
В.С. Пикуль «Пером и шпагой»
«Мрак еще нависал над спящей Германией; досыпали крестьяне и ремесленники, сбор-
щики налогов и трактирщики, дрожали от храпа солдат казармы Берлина, когда (ровно в
четыре часа утра) камер-лакей сорвал с короля одеяло и распахнул окно в заснеженный сад, шестью террасами сбегавший к воде.
– О подлец! – воскликнул король. – Как я хочу спать, а ты каждый день безжалостно
будишь меня…
И король выбежал в сады Сан-Суси, темные и заснеженные, ветер раскрылил плащ за
спиной. Это не было прогулкой короля – это был неустанный бег, бег мысли, погоня чувств, столкновение образов, ломка чужих костей, гнев и восторг… Впереди его ждал день, да еще
