Она, видимо, села рядом, потому что диван прогнулся.
– У меня есть трое друзей, – я помешкал, подбирая слова. – Не могу сказать, что они очень хорошие люди. Просто они – мои друзья, и они всегда рядом. Но праздники, – добавил я, – это, наверное, не моё. Для меня свободный день – лишь повод завалиться на кровать и уснуть.
– Никогда бы не подумала, – я почувствовал тепло на руке и понял, что она прислонилась ко мне. Она чуть дрожала, но вот так – ткань через ткань – прикосновения, видимо, давались ей легче. А для меня это тепло было лучше, чем грелка больному лихорадкой.
Какое-то время мы посидели в тишине, и она была мягкой и доверчивой, согревая мне этим душу, но затем вдруг снова заледенела. Как оказалось – от воспоминаний.
– А все мои погибли. В войну. Мне тогда было девятнадцать. Нашу общину сожгли. Целиком…
Она словно бы споткнулась и резко замолчала, поняв, что проговорилась. Медленно отстранилась.
– Забудь об этом, – произнесла совсем холодно, как раньше.
Чёрт.
– Я догадывался, – сказал я, но слов было мало, и я снова потянул её на себя, укладывая спиной себе на грудь, – ты была с мятежниками. Поэтому ты ненавидишь ведьмаков.
– Да.
Тишина. За эти несколько секунд она стала от меня так же далека, как и в самом начале. Я попытался осознать то, о чём думал и раньше. Только до этого разговора я точно не знал, кто передо мной – ведьмачка или тёмная. Хотя в глубине души понимал, что как раз ведьмачкой она быть не может. Не похожа. Наверное, месяц назад эта новость стала бы для меня ударом. А теперь, когда заноза в чёрной хламиде сновала вокруг меня целыми днями… Не знаю, они стали как-то… Человечнее. Да, Гретхен выводила меня из себя, но врагом она не была, детей в жертву демонам не приносила. А Талия и вовсе не казалась опасной. Как может быть опасна та, с кем ты не боишься остаться с завязанными глазами?
– Шрамы… – сказал я, и она поняла мой вопрос. Я чувствовал, как она прижимает руки к груди.
– Почти, – прошептала она.
Я наклонился и поцеловал её в макушку, пытаясь хотя бы чуточку успокоить. Она молчала очень долго. Я уже думал, она не заговорит, когда ледяной капелью в мёртвой тишине прозвучал её голос – отстранённый, будто она говорила не о себе.
– Большинство было убито в первые дни. Выжило трое. Нас выходили чуть-чуть и отвели на суд, – она снова замолчала и продолжила через некоторое время. – Чтобы так судили вас, ведьмак. У нас не было ни защитников, ни присяжных. А приговор был прост – нас отдали отряду, который разрушил наш дом, – снова пауза. Долгая. Она будто выдавливала из себя слова по капле. – Семь дней. Я бы ставила зарубки, если бы могла. Эти ведьмаки с нами делали всё. Всё…
