— Короче.
— Ну, тогда я пошла завтракать, а гости подождут. — Под тяжелым взглядом мага невольно начала сомневаться в своем голоде. Но, вспомнив вечер и то насмешливое выражение его лица, поняла, что грозная личина — это так… для студиозов, ради дисциплины.
Как назло, Глениус решил составить мне компанию:
— Хорошая идея, пойдемте.
За нами хвостиком робко потопали два моих новоиспеченных телохранителя. Вот зачем за мной нужно присматривать? Непонятно. Хотя, если вспомнить недавний разговор с миссис Склигинс, прибавить сюда вечернюю выходку с покосившейся дверью, то все становится более-менее понятным. Пришла к выводу, что охраняют не меня, а от меня.
Пока размышляла, зашла в столовую. Наша новоиспеченная компашка во главе с ужасным черным жнецом Сегдивалем разошлась между столами со съестным. Выбрав себе блюда на поднос, я села за пустой стол вдали ото всех и начала есть, но чуть не поперхнулась. С невозмутимым видом напротив разместился ректор в преобразованном из стула кресле. В столовой стало тихо.
— Чего вы добиваетесь? — тихо прошипела я, но как пить дать меня услышало полстоловой, потому как все повернулись в мою сторону.
— Ничего, просто сажусь есть, — невозмутимо ответил архимаг, на этот раз без устрашающих гримас.
— Приятного аппетита, — промямлил Вирфольц, и они с Устгеном сели через стул от меня. Видимо, намек Сегдиваля поняли. Не знаю, радоваться мне или плакать от этого. Для первого не было повода, а для второго — место неподходящее, но очень уж охота. Поэтому включила агрессию на максимум, чтобы перебить это жуткое чувство жалости к себе.
— Так. Я, короче, поняла. — Положив со звоном вилку на стол, поднялась со стула и для собственной храбрости уперла руки в боки. — Хотите провести расследование? Ваше право, проводите! Но меня в это не вмешивайте! Запретили всем со мной общаться… зачем? Вон вся публика, как немые рыбки, смотрят, сказать хотят, а молчат. Я так не могу больше!
— Студиоза Дорвиндаль, мы в столовой… — с нажимом заметил ректор, играя в мистера невозмутимость.
— Спасибо, я заметила, — чуть менее громко отмахнулась, после продолжив: — И все же, если уж мне придется тут задержаться, то я хочу чувствовать себя полноценной студиозой. А не изгоем или экспонатом, который поставили под стекло, любуются и не трогают.
— Думайте о том, чего вы просите, — тихо и с затаенным гневом произнес Сегдиваль, — тем более прилюдно. Всему есть предел.
— Я хочу компенсации за свои страдания, — продолжала гнуть свою линию.
