— А кто будет? — спрашиваю я.
— Да, все наши, — говорит Настя и начинает перечислять участников "Линии отреза" и их боевых подруг, — Волк с Риткой, Черный с Машкой, Дюха с Пэппи.
— А Дым?
— Что, Дым?
— Дым будет?
— Конечно, будет, ясен пень! — Настя поражается моему тугоумию.
— Меня мама не отпустит, — говорю я, — и вообще, пойдем-ка домой, а то уже одиннадцатый час.
— Я договорюсь, не волнуйся, мне ведь тоже надо отпроситься! — отвечает Настя, — Только представь — вечеринка на турбазе, баня, шашлыки, всю ночь будем тусить!
— А Димина жена там будет? — спрашиваю я.
— Конечно, нет, это же туса для своих!
— Я надеюсь, ты собираешься туда не для того, чтобы там подкатить к Дыму?!
— Нет, только ради друзей и веселья, — обещает Настя.
Распрощавшись со всеми, мы выходим из клуба и наконец, можем покурить. Для нас это целый ритуал. Мы идем вглубь двора, в самое темное место к кустам сирени, растущим возле забора. Отрываем пару веточек, сгибаем их так, чтобы можно было держать сигарету. Пальцы, пахнущие табаком — улика, признак курильщика и непослушной девчонки. Мы, естественно не такие.
Я курю «не в затяг», Настя как обычно пускает кольца.
— Как же классно все они пели! — восклицает Настя.
— Точно. Кстати, я скоро тоже буду выступать, — хвастаюсь я, — на следующем квартирнике, на первое мая.
— Что петь будешь?
— Мы репетируем «Князь Тишины», — гордо говорю я, — Дима придумал мне классную аранжировку.
— Круто, надо будет тебе какой-нибудь готичный задник выставить, — отвечает Настя, и я вижу, ее это вдохновляет.
— Давай тот, с воронами!
— Давай, — соглашается она и добавляет, — тогда тебе по любому надо на базу ехать, там попробуешь петь на публике, чтобы потом не стесняться.
— Я и так не стесняюсь, не надо меня уламывать, посмотрим, может быть, и поеду, — отвечаю я.
И хотя наши мамы разрешили нам ехать, взяв с нас торжественное обещание, хорошо себя вести и не пить алкоголь, к выходным стало ясно, что я никуда не поеду. Обрадовавшись первому теплу, я всю неделю смело гуляла без шапки и видимо напрасно, поскольку в субботу проснулась утром от резкой боли в ухе. Я не могла ни есть, ни говорить, ни даже повернуть голову. Настя зашла ко мне, чтобы вместе пойти в клуб, где все встречались перед поездкой, и увидела меня в этом ужасном состоянии.
— Ну, ты даешь, мать! Какого черта, у тебя такое хлипкое здоровье? — разочарованно вскричала она, — Может, закинешься таблами и поедешь? Тебя там подлечат, по гранжерски, — она заговорщически подмигнула.
