Нельзя же хотеть быть с двумя людьми одновременно. Или, в одного влюблена, а другой просто нравится. Или, думаешь, что нравится, пока не увидишь наяву того, о ком мечтала. Все это очень странно, непонятно и мучительно. Тут нужен жестокий, но точный диагноз.
— Конечно, бабник! — продолжает Настя, — Но сегодня он захотел поймать тебя на свою удочку.
— Знаем мы эту удочку! — Катька многозначительно посмеивается.
— Он и вас захотел, рано успокоились! — отвечаю я.
Мне хочется, чтобы они думали, что для меня все происходящее не более чем шутка, в то время как в действительности мой разум и душа бьются в агонии.
Интересно, какова вероятность того, что мы с ним будем вместе? Я не сильна в математике, но даже мне ясно что, это какое-нибудь иррациональное число сильно меньше нуля. Поэтому я усилием воли запрещаю себе думать о нем. К тому же, у меня есть надежда, что у меня есть надежда, что у меня есть Д.
Этакая надежда в кубе. А по Катиной теории это уже кое-что.
Сентябрь 2001 г. — Свидания, страдания и катастрофы
Этот урок слишком жесток
И никто не ответит теперь, почему и за что.
© Ария — «Это рок»
Наступил новый учебный год и впервые, после лета я увидела моих дорогих «чуваков» Ольгу и Каща. Снова мы втроем дерзко курили у крыльца колледжа, ровно под надписью «Не курить». Вообще это запрещено под страхом отчисления, но вокруг толпилось полно народу с сигаретами, и отчислять всех студентов было бы глупо, а так как большинство учились платно, еще и невыгодно.
Все были при параде и выглядели шикарно. Кащ в новой рубашке и отглаженных брюках, Оля в бордовом брючном костюме и с блестящим серебряным колечком в носу. Я в черном платье, с разрезами по бокам «от Насти Мельниковой», и с маленькой лаковой сумочкой через плечо (в которую, правда, не лез ни один учебник, ни даже тетрадь). Мы болтали, смеялись, и вдруг Оля сказала:
— Ого, Новиков!
Я обернулась и увидела Ивана. Он шел к нам озаренный лучами сентябрьского солнца, словно принц осени, притягательный и таинственный. Казалось, что все остальные студенты специально расступаются перед ним, чтоб я могла рассмотреть его во всей красе. На нем были черные джинсы и темно-синяя рубашка, на ногах новенькие фирменные кроссовки. Все это ему ужасно шло, а еще он вырос! Он стал выше, раздался в плечах. Черты лица утратили юношескую припухлость и заострились, а взгляд источал волны какой-то новой брутальной энергии. Его волосы слегка отрасли и стали чуть светлее. Он был классный, он был до умопомрачения красивый. Он приближался к нам грациозной походкой древнегреческого воина.
