— Ты видел свечение защитных рун? — повторил Алан вопрос.
— Нет.
— А теперь спать! Somnus! — резко выкрикнул он, и Зак закрыл глаза, стал укладываться прямо на песок, подложил ладони под голову и сладко засопел.
— Ты что… — не успела я выказать возмущение, как он в два счета развернул меня к себе, обхватил ладонями мое лицо и заглянул прямо в душу. Золотом демонической силы сверкнули глаза, лицо исказила хищная усмешка.
— Теперь твоя очередь, — сказал он, и тут же приказал: — Subordination!
Я зажмурилась, готовясь к худшему, но ничего не изменилось, только мужские ладони сильнее сжали лицо. Приоткрыла один глаз, чтобы подглядеть за положением вещей, и пожалела, что не знаю ни одного проклятия — а то осчастливила бы Алана Кертиса на месте, чтоб проняло род аж до седьмого колена!
— Dicere veritatem! — укротитель терял терпение, его голос звучал громче и нетерпимей.
Кажется, эту же команду он отдал Заку, после чего тот правду выдавать начал, как на духу. А теперь что-то и от меня узнать надо?!
— Не действует, — я попробовала отодрать его руки от своего лица — но не тут то было. Алан наклонился ближе, завис надо мной в моральном раздрае, который разве что не летал в воздухе. Тот, кому всегда и все подчинялись, встретил исключение из правил и был выбит этим из колеи. Стискивал меня все сильнее, нависал чернее тучи, давил своим ростом, произнес команду еще раз, а потом еще, но я только нервно смотрела в ответ.
— Хорошо, — выдохнул он, и это была чистой воды угроза — я нутром чувствовала!
Неожиданно впился в мои губы, как хищная птица в добычу, прижал вплотную к себе, в тиски, и нагло, по-хозяйски, прорвался языком внутрь, будто вонзил коготь в жертву. Душа сделала кульбит — похоже, что в обморок, а укротитель, сминающий губы в захвате, замер на секунду, а потом продолжил медленнее, глубже, серьезней. Подключил руки, вдавливая меня в свое тело так, что я прочувствовала все пуговицы форменного камзола. Мой позвоночник под его руками показался тростинкой, что треснет пополам по сиюминутной прихоти.
Наверное, кем бы девушка не была — ведьмой или оборотницей, магичкой или врачевателем, когда разжигали женскую страсть мужским напором — трудно не растеряться и не прийти в замешательство, не поддаться секундному желанию попробовать запретный плод и не поддаться хотя бы едва-едва. Я ответила на поцелуй, вопреки логике и чувствам, голова пошла кругом, а потом вдруг:
— Dicere… veritatem… — Алан шепнул приказ сбившемся голосом в мои открытые губы. Я почувствовала себя жертвой, что летит вниз из открытых лап хищника и вот-вот разобьется об скалы. Мгновенное оцепенение охватило тело на секунду позднее отрезвляющего холодка понимания, но было поздно.
