— То что?
— То я ее найду.
— А искать долго?
— Как получится. Думаю, за пару часов управимся. Можешь и отказаться — кое-какие способы будут немного… неприятными…
— Потерплю, — мотнул головой вор и поудобнее уселся на стуле, — тащи сюда инструменты. В твою пыточную идти у меня нет никакого желания.
Возвращаясь в гостиницу, Айвен кривился и непрерывно чесал свою руку. Дело шло уже к полуночи — Михас провозился почти четыре часа, пытаясь проявить загадочную татуировку. Чего он только не проделывал с несчастным юношей! Мазал руку краской и разными жидкостями сомнительного цвета, запаха и состава. Заставлял вора пить всяческие снадобья и жевать какие-то коренья. Прокалывал запястье кривой иглой, прикладывал лед и прижигал углем. Вымачивал в растворах и высекал крапивой. Смотрел через увеличительный кристалл и светил на руку гнилушкой, испускавшей мертвенно-голубой свет. Мазал птичьим пометом и гусиным жиром. Но все безуспешно — злосчастный рисунок так и не появился.
Намазывая руку снадобьями от ожогов, от обморожения, от ядов и очищающими от краски растворами, мастер-художник вынес вердикт:
— Или ты соврал, или картинка твоя самая что ни на есть магическая. И в этом случае я тебе помочь не могу.
— А кто сможет?
— Не знаю. Какой-нибудь чародей. Спроси у ваших гильдейских колдунов.
— А Первопечатник поможет? — вспомнил вдруг свой сон юноша.
— Какой еще такой первопечатник? Впервые слышу такое прозвище.
— Я тоже, — вздохнул Айвен. — Ну, и на том спасибо…
И теперь, после всех этих издевательств, именуемых мастером «процедурами», рука его одновременно мерзла, горела огнем, нестерпимо чесалась, немела и просто болела тремя разными способами. Не говоря уже о жутком запахе и странной серо-красно-желто-сине-белой ее расцветке.
Любезнейший господин Буриньяк самолично распахнул перед ним двери и поинтересовался, не нужен ли ему лекарь.
— Что, так плохо выгляжу? — ухмыльнулся юноша. Принюхался и добавил, — И пахну?
— Что-то вы лицом бледны и духом унылы, господин. Вот я и обеспокоился…
— В таком случае побеспокойся лучше о прожаренной бараньей лопатке, кислых огурчиках с петрушкой, о рассыпчатой рисовой каше и горячем вине. Сразу увидишь, какой я могу быть румяный, веселый и щедрый.
— Намек понял! Сейчас же подам все в комнату. Или господин изволит отужинать внизу, в столовой зале?
— Накрой мне столик в углу. Не хочу беспокоить своего славного соседа. Старческий сон, он ведь такой чуткий — я боюсь его бурчанием живота разбудить.
