Вообще, она поначалу наивно полагала, что для понимания этой страны нужно обязательно проникнуться духом коммунистических ритуалов, и раз за разом честно пыталась их постичь. А потом однажды ей вдруг открылось, что даже сами их участники считают все это бессмысленным. Открытие ее ошарашило, потому как вера советских людей в светлое коммунистическое будущее, порой переходящая, с американской точки зрения, в жертвенность, не вызывала сомнений.
"Вероятно", - думала она, - "они хранят эту веру в сердце, в "церкви, что в ребрах", а публичные ритуалы сохранили свое звучание только для поколения, что их породило и сейчас почти ушло. Наверное, это даже уважительно - сохранять все как есть, пока живы эти люди".
Объяснение выглядело логично. Но все равно у Мэри оставалось ощущение, что она не успела понять здесь что-то очень важное, и это ее беспокоило. Впрочем, время еще оставалось.
"А если случится..." - что может случиться, она даже про себя суеверно не проговаривала, но пульс начинал при этом частить, а щеки вспыхивали, - "то времени будет много".
Завтрак постепенно завершился, и отряд, оставив в лагере дежурных, двинулся на последний в этой экспедиции поиск. Стоило чуть пройти по полю, как вокруг стало понемногу темнеть. С востока, гася утреннее свежее солнце, потянулась дымка. Она быстро густела, превращаясь в плотный облачный слой. Пошел по вершинам, по траве ветер, не стесняясь прохватывать людей своими знобкими касаниями. Потом отряд втянулся в угрюмый ельник, и под ногами зачавкали складки тяжелой грязи.
Мэри почувствовала, как вокруг этого дивно начавшегося утра начинает что-то сгущаться, скручиваться - темное и тягучее, лишающее его всякого смысла и счастья. Куда ни кинь взгляд, всюду были ломаные стволы и неопрятный лесной хлам - местами подсохший, местами облепленный грязью, оставшейся после обтаявшего снега.
Лес в глубине своей был еще мертв, даже первые признаки ранней зелени не производили впечатления пробудившейся жизни, уж очень она здесь была тихой и невыраженной. Скорее, это была не жизнь, а смутные намеки на присутствие в мертвом краю чего-то живого. Казалось, что погибшие и безнадежно высохшие, здесь перешептываются, протяжно поскрипывая, сами деревья, неявно и приглушенно, словно бы действительно неживые голоса.
"Как в хоррор-муви", - невольно поежилась Мэри и заозиралась с опаской. - "Хотя, собственно, почему "как"? Сейчас опять примемся собирать черепа как грибы".
