Я молчал - этот разговор с Томкой я уже несколько раз проходил. Мой максимум - это "пять тибетских жемчужин", которые она вроде бы согласилась делать дома самостоятельно.
- Да ну... - весело отмахнулась Томка и прижалась ко мне покрепче, - мне ни за кем бегать не надо.
Кузя чуть слышно хмыкнула и многозначительно посмотрела на меня. Я сделал вид, что глубоко о чем-то задумался.
Как ни странно, но несмотря на эту идущую через мою голову пикировку, мне было неожиданно хорошо. Теплая весна, симпатичные девушки по бокам... И неожиданный майский прорыв в понимании модулярных форм - мне, наконец, удалось представить их как сечения пучков на пространствах модулей эллиптических кривых. Сразу все пошло быстрее, локальные и глобальные поля я проскочил буквально одним рывком. На горизонте уже обозначились и Фрей, и Рибет, и я чуть успокоился: укладываюсь с Ферма в намеченный срок.
Я не тешил себя иллюзиями: найти меня сложно, но можно. Вот выйдут за рамки обыденных гипотез и, пожалуй, за пару лет найдут. За это время мне надо успеть обрасти броней всемирной известности... Издержки от моей возможной изоляции станут для Политбюро очень болезненны. Да и ЦРУ поостережется острых вариантов - по крайней мере, пока не будут стопудово уверенны по моей персоне.
"Да, это гонка наперегонки", - щурился я, - "хорошо бы как-то их еще специально запутать".
В общем, ощущение некоторого запаса хода в год-два дарило мне спокойствие - или хотя бы его иллюзию.
К тому же и тяжесть новгородских лесов воспринималась с ленинградских улиц иначе. Не легче, пока еще нет, но... как-то оправданней. Жизнь вокруг во всех своих проявлениях оправдывала все, и те смерти - тоже. Даже в бренчании трамвайной сцепки мне слышалось "не зря".
Оставалось извлечь такое же "не зря" из своей жизни.
Черт побери, могу я это или тварь дрожащая?!
- Чурбан бесчувственный... - отозвалось пространство знакомым голосом.
Оказывается, мы уже дошли до Томкиного подъезда, а девушки успели объединиться и теперь совместными усилиями чехвостят меня.
- Задумался, - я с умилением посмотрел на них: руки в боки, глазки блестят наигранным возмущением.
Да, не зря...
- Чудо как хороши! - чистосердечно признался я, сделал шаг вперед и прервал Томку простейшим приемом - поцелуем.
Она затрепыхалась, как рыба в подсачнике: на улице, среди бела дня, у ее подъезда мы еще этим не занимались.
- Дурак! - воскликнула, отбившись, и заозиралась с тревогой. Потом неловко забрала у меня свой портфель и мешок, поколебалась секунду, вдруг чмокнула меня в щеку и убежала в подъезд.
