— Сын, матрю тваю татарку, — спросил отец, когда парень, содрогающийся от холода после купания, вылез на нижнюю палубу, — ты признайси хочь мяне, бате сваму, как эт табе удалося быстро навчиться гутарить по-московитски? Форс, конешна, для девки-княжны! Я гляжу ей ет нравитися, но как можно так быстро-то спаганить казащий язык?
— Батя, отчаливай от меня! — дерзил вопросу Кондратий, — научился я и хорошо, значит!
— Ах ты выползынь змеинай, — замахнулся на сына плетью атаман, — ишь удумал щаго, с батьком грубиянить? Я табе зараз так отщалю, што на век упомнишь поганец эдакай…. Ты поглянь на ентого патинца — токма вылупился, а уж хвост страется распушшать!
Атаман хлестнул Кондратия за его неуважение к родителю плетью, а тот даже обрадовался, отец не спросил его о том, что происходит с сыном? Парень шмыгнул в свою каюту, а Черкашенин минут пять ещё ругал его и грозился вывести на Круг по приезду, чтобы принародно «сняти портки, заголить зад» инаказать за неуважение родителя, к тому же войскового атамана. Надев выходную одежду, Кондратий поспешил к двери каюты Мирославы, чтобы встретить ее и провести на свидание. Он дождался любимую и вновь повёл ее на верхнюю палубу, гулять больше было негде.
— Любимая моя, Мирославушка! — нежно произнёс Кондратий, когда молодые люди вновь уселись на ящик, — я сегодня обнаружил случайно, что вижу всё сзади себя и даже больше! Могу сверху смотреть одновременно и видеть, что находится за преградой….
— Хочешь рассмешить меня, солнышко моё? — улыбаясь, отреагировала княжна, — считай, у тебя получилось!
Мирослава рассмеялась звонким и мелодичным смехом. Сначала это Кондратия огорчило, но подумав, он понял, что девушка также не замечает в нём перемен. Это обрадовало парня, он боялся, что своим удручённым состоянием вызовет подозрения. Могут подумать, что он превратился в колдуна, после того, как ведьма одарила его перстами. А может быть действительно, он стал ведьмаком, как называли колдунов на Дону? И эти изменения, происходящие с ним не случайны? В тот вечер он даже не подозревал, что изменения только начались. Кондратий любовался красотой Мирославы, не решаясь обнять девушку, ему хватало того, что она позволяла держать её за руку.
Парню вспомнилась его юность, когда он, ещё босоногий подросток в холщёвых штанах, целовался вечером у плетня с Федоськой Баклановой, своей ровесницей. Тогда это казалось просто, он даже шлёпнул слегка девку по ягодицам и будто нечаянно прикоснулся к ее груди. Она обиделась, но ненадолго и спустя минуту вновь щебетала с Кондратием. Это были уже не детские отношения, фигура Федоськи оформилась, как у взрослой девушки, она носила длинную косу, уложенную под платком, а у Кондратия на верхней губе появились чёрные усы. Её отец, сотник Фрол Бакланов, узнав про это, подкараулил их однажды и гнал по улице, стегая обеих плетью. Но сейчас с Мирославой, Кондратий даже подумать, не смел, чтобы обидеть княжну своей несдержанностью и тягой к противоположному полу.
