- То есть продалась? Да? Только цена немного другая?
Я замолчала. Не знала, что сказать. Потому что прав. Продалась. Поблагодарила. И теперь сижу тут и выделываюсь. Типа я "не такая". А я - такая. И что мне делать дальше?
- Сколько?
Я настолько увлеклась самобичеванием, что упустила вопрос.
- Что?
- Сколько, спрашиваю. - Паша насмешливо разглядывал меня, как какой-то исторический экспонат в музее, курил, и был умопомрачительно спокоен. Ни злости. Ни недовольства. Бизнесмен на сделке. Уточняет итоговый вариант цены.
Моей.
- Паша, ты не понял меня... - я опять затолкала в глубь сознания ярость, уже затмевающую разум, и попыталась быть конструктивной.
- Я понял тебя. Ты не хочешь денег. Чего ты хочешь? Конкретно.
Черт. Вот и поговорили. Не стоило и начинать.
Я встала, показательно спокойно собрала вещи, опять прижала их к груди.
- Я хочу уйти. И все. Я тебя отблагодарила. На этом все.
Паша потушил сигарету, закинул руки за голову, позволяя затейливой вязи татуировки играть на рельефно обозначившихся мышцах. Помолчал, разглядывая меня все с тем же выражением скучающего туриста в краеведческом музее маленького городка. Кивнул.
- Иди.
Я попятилась в сторону выхода, по-идиотски прижимая к себе вещи и не отрывая от него взгляда.
- До свидания... - пробормотала, непонятно зачем, толкнула задом дверь и выбежала прочь, не дожидаясь ответной любезности. Очередного "пошла вон".
Одеваясь по пути, подхватывая брошенную еще с вечера сумочку в холле, я вызвала машину, и, на этот раз без задержек миновав ворота, уже через пять минут ехала в сторону города. До начала рабочего дня оставалось полчаса, и я успевала вполне.
Вот только как я буду работать в том состоянии, в котором находилась, даже не думалось.
Вообще ни о чем не думалось, кроме этого его прощального пристального взгляда, в котором я все же смогла углядеть вызывающее оторопь смешение злости и жажды, и его сухого: "Иди".
Я ехала, пытаясь высмотреть в зеркальце пудренницы, насколько все печально с моим внешним видом, и уговаривала себя, что это последнее такое унижение в моей жизни. Что больше я такого не допущу и не позволю. И никто никогда не будет у меня так по-хамски, по-хозяйски спрашивать: "Сколько?".
- Мелехова, ты у меня совсем не соображаешь ничего? - главбух попытался приподняться со своего места, чтоб, по-привычке, нависнуть надо мной и подышать в макушку, вызывая плохо контролируемый рвотный рефлекс, но, видимо, зад перевесил, и попытка провалилась. Он побагровел и еще повысил голос, так, что теперь, наверно, весь этаж был в курсе, как мне хорошо, - ты зачем непроверенные ДИ отправила на подпись по участкам?
