- Иди сюда, - сказал Паша, уже понимая, что инициативы не дождется. Да нахер ее, инициативу.
Сграбастал подавшуюся к нему женщину, расположил спиной к себе, между ног, упер член в спину, кайфуя от того, как она вкусно вздрогнула, осознавая, что это там к ней прижалось. Провел руками по плечам, мягко, стараясь, чтоб не напугать, чтоб расслабить. Положил одну ладонь на горло, она сглотнула, подалась послушно на его грудь.
- Не напрягайся.
Выдохнула, ощутимо пытаясь расслабиться. Но тело под его пальцами все еще было напряженным. Нет, так дело не пойдет. Нахер ему бревно?
Силой повернул за подбородок к себе, наклонился, попробовал губы. Мягкие такие, дрожащие. Податливо раскрывшиеся. Сразу же, невыносимо остро, прострелило в паху, прям ощутимо, Паша не выдержал, ерзнул членом по спине, запуская волну по джакузи. И погружаясь в нежный рот сильнее, настойчивее, с напором и властью. Она отвечала. И, что особо торкало, все активнее и ярче. Закрыла глаза, оперлась рукой на его грудь мокрую, чуть развернулась, так, чтоб полубоком, чтоб ему удобней было обхватывать, сминать, до груди добираться. А Паша и воспользовался этим предложением сразу же. Потому что не дурак, такой шанс упускать. Когда завелась, горячая такая, сразу, с полоборота. И прикольно это, нравится очень. И кожа ее под пальцами, нежная-нежная, такая, что страшно касаться, ощущение такое, что поцарапает лапами своими, и так нихера не нежными, а теперь, когда постепенно крыша съезжает, все более настырными. И мечется где-то в голове остаток мысли, что надо бы поаккуратнее, и так места на нет живого нет, но мысль эта идет нахер, а руки сжимаются сильнее, добиваясь стона. Не от боли, нет!
И терпеть больше невозможно, поэтому Паша легко приподнимает за попку свою добычу, за которой он сегодня охотился, из-за которой дрался с другими зверями, и от этого всего еще более желанную и сладкую, и аккуратно, прямо вот так вот, спиной к себе, насаживает на член. И застывает на месте, чтоб не кончить сразу же. Потому что ведь помнил, какая она классная, какая маленькая, как девочка, но все равно ощущения словно новые, словно не было ночи бешеной, и дневного сладкого траха в кабинете на кожаном диване.
А она, Полина-казачка, выдыхает так тихо и в то же время возбужденно, неосозанно сжимает его внутри, что хочется завыть: "Погоди, бля! Погоди! Не двигайся! Сука, кончу же сейчас!"
От одного вида охеренного пухленькой жопки , выглядывающей из пены, от позвонков тонких, хрупких на худенькой спине, от шеи, запрокинутой, словно просящей, чтоб взял за нее, сжал немного, показывая свою власть, свою силу. Свое желание.
