- Ну что же... Двинемся, пожалуй, к тому Пожару, поглядим, какой это 'Царь'...
Вот тут-то, по пути к Красной площади, именуемой в эти времена пока ещё 'Пожаром', я и познакомился с дьяком Григорием Нелидовым-Отрепьевым, тем самым 'Гришкой-Расстригой', на которого официально списали 'самозванчество Лжедмитрия'. Нет, разумеется, мой предшественник по телу царя прекрасно знавал его и до этого дня, но я-то, Дмитрий Умнов, ветеран войны и паровозный инженер на пенсии видел этого человека в первый раз! В стёганом тегиляе поверх длиннополого чёрного кафтана, отороченной беличьим мехом шапке из дорогого ярко-алого сукна с пристёгнутым к нему на европейский манер серебряным пером-брошью и вооружённый небольшой секиркой на метровом ухватистом топорище, с всклокоченной реденькой бородёнкой, он был испуганно-радостно возбуждён.
Отрепьев стоял у широких ворот солидного подворья на Варварке, за тыном которого виднелись богатые трёхэтажные палаты. Стоял, что характерно, не один, а с отрядом в дюжину бойцов под предводительством дородного верхового боярина в доспешном панцыре из плоских железных колец, украшенном восточной вязью островерхом шлеме с кольчужной сеткой-назатыльником, возможно, помнящем ещё взятие Казани, если не Куликовскую битву. Скакун под ним заметно отличался от низкорослых и косматых лошадок конных стрельцов Стремянного приказа: высокий, рыжий, покрытый расшитым золотым узорочьем зелёной попоной но всем видом заявлял о своём импортном происхождении, будто 'роллс-ройс' на фоне 'ушастых запорожцев'. Поскольку улицы в Москве семнадцатого столетия особой шириной не отличались, этой небольшой толпы хватило, чтобы перегородить проход начисто. Но вот возвести баррикады или перекопать всё траншеями, они не догадались. Или, может, тут ещё этого не принято?
Завидев нас, бойцы маленького отряда сперва забеспокоились, принялись кто раздувать ружейные фитили, кто поухватистее брать на изготовку длинные копья с узкими гранёными наконечниками... Их предводитель даже привстал в стременах, присматриваясь к нам, картинно приложив ладонь козырьком ко лбу, отдалённо напоминая фигуру Ильи Муромца с картины 'Три богатыря'. Впрочем, былинный защитник Земли Русской, надо признать, смотрелся на холсте гораздо внушительнее.
Тем временем десяток стрельцов, шедший передовым охранением в пятидесяти-шестидесяти шагах - в условиях городской застройки выдвигать авангард дальше не было смысла - остановился и их командир зычно заорал приказ встречным обозначить себя и следовать изъявить покорность 'природному нашему Государю, царю и великому князю Димитрию Иоанновичу'. Палить без разбора во всех вооружённых я запретил ещё до того, как мы выступили из Стрелецкой слободы. В конце концов, мы не во вражеской столице, а отличить приспешников Шуйских от лоялистов по внешнему виду невозможно: одежда и вооружение у всех одинаковы, говорят и те и другие по-нашему... Так что риск ударить по вероятным союзникам слишком велик.
