Ну что ж, попробуем жить!
И снова всё начало погружаться в чёрный ил...
Ну уж дудки! Стоять! Так пропадёшь из сознания, а вернуться будет и некогда: уже из пушки царским прахом бабахнут.
Напрягся, стараясь не допустить черноты в разум, представил пляшущие языки красно-оранжевого пламени, мысленно словно погнал струю воздуха в огонь, добиваясь постепенного посветления, пока всё в голове не стало обжигающе-белым, словно полоса раскалённого металла...
Судя по обстановке, времени прошло совсем немного: минута, две, от силы - пять. Я - на этот раз, действительно, я, а не моё тело - стоял, держась рукой за прикрытую половинку двери в горницу. Прямо передо мной стояли, частично перекрывая обзор двое алебардщиков, остальные немцы выстроились на расширяющейся книзу короткой лестнице, направив оружие на сотрясаемую мощными ударами вторую дверь, ведущую на улицу.
- Басманов, где мой меч? - Голос мой прозвучал на удивление ровно. Значит, то, что называют 'душой' уже не только прописалось в мозгу, но и может теперь брать под контроль голосовые связки, лёгкие, губы - всё, с помощью чего человек может разговаривать? Это хорошее дело. А ну-ка... Отпустил край двери и спрятал руки за спину. Двигаться тоже могу свободно? Вообще замечательно!
Под очередным ударом входные двери распахнулись и на площадку перед лестницей ломанулось несколько десятков бородачей в разнокалиберных доспехах с топорами на длинных рукоятях, саблями, булавами-шестоперами и прочими приспособлениями для радикального сокращения человеческой жизни. У некоторых за широкими кушаками торчали пистоли, а человек семь вооружились здоровенными ружьями с дымящимися фитилями. Из эдакого в 'десятку' целиться не обязательно: калибр такой, что два пальца в дуло войдёт спокойно, а тонких женских - и все три! Так что куда бы ты ни попал, противник или труп или инвалид первой степени с гарантией. Вот только сейчас я нахожусь не с той стороны приклада, и это неприятно...
Нападающие, увидев перед собой острия алебард, смешались, резко притормозив свой порыв. Раздалась недовольно-испуганная матерщина. На минуту отлегло от сердца, мелькнула наивная мысль: неужели обойдётся?
Но тут же по немецким наёмникам из толпы дали несколько выстрелов. Кто-то упал, строй рассыпался и алебардщики, многие побросав оружие, бросились в боковые коридоры, пропуская атакующих. Руководил новым натиском облачённый в дорогой кольчужный доспех со стальными пластинами, прикрывающими грудь и живот рыжий бородач с островерхим шлемом на голове. Потрясая мечом и здоровым осьмиконечным распятием, он басовито орал, подбадривая своих сторонников:
