Разговоры разом смолкли, воцарилась звенящая тишина.
Мстиславский кашлянул.
— Не прав ты, Борис, — проговорил он. — Нет в том вины нашей — за появление самозванца сего с польских панов спрос — они его русским царевичем объявили, и войско дали. А за Гришку поговаривают, будто и не он это вроде, будто видели его при дворе царевича… самозванца, то есть.
— Кем же ему быть тогда? — подал голос доселе молчавший Басманов. — Откуда взялся самозванец сей? Иные сказывают, в Угличе не настоящий царевич убит был…
На этот раз тишина была гробовой. Казалось, вокруг Басманова образовалось мертвое пространство.
— Ты соображаешь, что перед лицом государева мелешь?! — наливаясь вишневым цветом прохрипел Симеон.
— Ты за то не меня к ответу призывай, а Ваську Шуйского! — огрызнулся Басманов. — Кто, как не он в Углич ездил?
— Царевич Димитрий мертв, без сомнений, — степенно проговорил Мстиславский, — И в том Василий Иванович поручился перед царем, патриархом и всем советом боярским. Я вот что думаю, государь, — обратился он к Борису, — надобно привезти Марфу Нагую, пусть объявит во всеуслышание, что мертв сын её, нешто против слова матери, а ныне — честной инокини кто возражать осмелится? Государь?
Годунов словно не слышал его. Глаза его, налившиеся кровью, были устремлены куда-то поверх голов бояр, он вытянул руку, не то указывая на что-то, не то закрываясь от неведомой угрозы.
— Димитрий! — прохрипел он. — Димитрий там!
Взоры всех обратились в сторону, которую смотрел царь, но там лишь замер побелевший от страха виночерпий.
Ирина настороженно вглядывалась в лицо царя. Смутные подозрения, посещавшие ее во время пира начали стремительно укрепляться.
— Великий государь… — поднялся с места Симеон.
Мстиславский перекрестился.
— Нет на мне крови твоей! — закричал Годунов. — Нет, слышишь?! Уходи, убирайся!
Он схватил кубок, расплескав вино, замахнулся им, и закашлялся. Ноги его подкосились, он вцепился руками в стол, кубок с грохотом покатился по полу. Ирина бросилась к нему одновременно с Федором, но они не успели подхватить его — словно надломившись, Годунов грузно осел на пол, опрокинув блюдо и распростерся ничком. Изо рта вытекла струйка крови.
Рефлекс сработал раньше, чем Ирина отдала себе отчет в происходящем.
— Всем отойти! — рявкнула она, наклоняясь над телом и нащупывая пульс на сонной артерии. Есть!
Рывком повернула царя на бок.
Один зрачок смотрел на неё, другой сместился к углу глаза. Лицо иссиня-багровое, шейные вены вздулись. ТЭЛА?
