И почему — Акся? Это что — прозвище, или приветствие?
— Сестрица! — он, наконец, оторвался от неё и, улыбаясь, счастливо повторил: — Акся!
Братец, значит.
Лицо совсем юное, на щеках только начал пробиваться пушок. Пожалуй, симпатичный, особенно выразительные карие глаза с густыми, почти девичьими ресницами. Немного полноват, в жестах и походке проскальзывает некоторая неуклюжесть. Чем-то он напомнил Ирине соседского спаниеля, который со щенячьим восторгом и возбужденным повизгиванием приветствовал любого, кто готов был с ним играть.
— Поведай, что случилось с тобою? Басманов, где ты её нашел?
— В десяти верстах отсель, государь, — с поклоном доложил Басманов, — на Серпуховском тракте.
— Да как же учинилось такое? — юноша глядел на Ирину широко распахнутыми глазами. — Как ты оказалась там, Акся?
Ответ на этот вопрос Ирина хотела бы знать и сама.
— Н-не помню, — выдавила она. — Всё… произошло так неожиданно…
— Мыслю, царевна не в себе от страха пережитого, государь, — вмешался Басманов, и Ирина впервые испытала к нему нечто вроде признательности.
— Ляпунов, сказывают, отбил царевну у лихих людей, — продолжал он, — а уж как она к ним попала — неведомо.
Царевич потемнел лицом. — Взяли тех душегубов?
— Главарь убег, — Басманов развел руками, — упустил его Ляпунов!
— Ксения!
Обернувшись, Ирина увидела женщину в длинном сарафане и белой просторной рубашке, украшенной жемчужными нитями. Тронутые сединой золотистые волосы были заплетены в тугие баранки и покрыты обручем с серебристой кисеёй.
Она стремительно приблизилась к ней и порывисто прижала к себе.
— Все глаза выплакала, ночь не спала! — приговаривала она. — Господь милостив, уберег дочь мою!
Мысли Ирины понеслись вскачь. Дочь — значит, это мать. Значит — царица. Выходит, семья её признала? Но где же тогда настоящая царевна?
— Дочь! — раздался звучный мужской голос.
Судя по тому, что Басманов повалился на колени, а новообретенные мать и брат почтительно склонили головы, появившийся старик не мог быть ни кем, кроме царя и, как следовало из этого — по совместительству, её родителя. За спиной его замерли двое дюжих телохранителей с топорами.
— Отец! — уверенно сказала Ирина и поклонилась по примеру царицы.
— Подойди, — промолвил он.
На самом деле, он был не так стар, как ей сначала показалось — скорее всего, около пятидесяти-пятидесяти пяти. Ровесник Когана, однако, выглядел гораздо старше из-за теней под глазами, морщин, прорезавших высокий лоб и седых прядей в густых пепельно-серых волосах. В слегка прищуренных темных глазах светился живой ум.
