Он тихо отступил назад и направился по коридору к выходу, когда в полумраке перед ним вдруг вспыхнули два зеленых глаза. Старухин кот! Где же он прятался все это время, интересно?
Ярослав подошел к нему, и кот потерся головой о штанину.
— Мурзик, — вполголоса пробормотал Ярослав, — остался теперь без хозяйки, бедолага?
Он нагнулся, чтобы почесать кота за ухом, но тот неожиданно увернулся и потрусил по коридору. Остановившись у одного из шкафов, он оглянулся на Ярослава и выжидающе уставился на него.
— Мя-а!
Приблизившись, Ярослав обнаружил доселе незамеченную им дверь, почти сливавшуюся цветом с линялыми обоями. Если бы не торчащая изогнутая ручка, он и сейчас не догадался бы о ее существовании.
Кот встал на задние лапы и начал царапать дверь.
— Наверное, у тебя там еда? — догадался Ярослав. — Ладно, сейчас…
Он нажал ручку и дверь подалась, издав легкий скрип.
Комната, в которой он оказался, была много меньше чем две предыдущие, скорее, она напоминала чулан. В ней не было окон, свет исходил от огонька лампады перед занимавшим противоположную стену иконостасом. По бокам от него высились полки с книгами, а в центре комнаты стоял деревянный аналой с лежащим на нем молитвословом. Кот проскользнул мимо Ярослава к аналою и снова начал скрести лапами, теперь уже по его резной дверце.
Его странное поведение одновременно интриговало и настораживало Ярослава. Сомнительно, конечно, чтобы бабка хранила кошачью еду в молельной комнате. Может, там валерьянка?
Наверное, правильнее всего было бы поскорее уйти из квартиры, чья покойная хозяйка лежала в соседней комнате, в другой рыскал подозрительный тип из ритуальных услуг, да еще вот-вот должна была появиться полиция, которой придется объяснять, что тут делает фельдшер, фигурирующий в заявлении о краже.
Вместо этого, Ярослав подошел к аналою и открыл дверцу. Внутри на полке обнаружилась пачка листов в кожаном переплете, скрепленных шнурком.
В его памяти всплыли слова Беззубцевой, которые она шептала перед тем, как потерять сознание: «Рукопись… В моем…».
Повинуясь внезапному порыву, он вытащил рукопись и положил ее на аналой.
Почерк был неразборчив и Ярослав быстро пролистал несколько страниц. Пожелтевшие листы, заполненные причудливой вязью, местами слиплись и крошились под пальцами.
Однако, последняя запись была выведена явно недавно и, определенно, шариковой ручкой:
«Лета в седмь тысящ пятьсот двадесятое» — гласила она, — «в стольный град Москву бысть доставлен пояс Госпожи нашея Богородицы и Приснодевы Марии. Поелику же нецыи деяния иньшие сотвориша во времена оны, сие вменишася якоже не суща, и се, святыня иная во граде стольном обретошася, иже схизматицы и присные их принесоша…»
