— Понимаем, — утешил его Селезнев.
— Ничего вы не понимаете! — неожиданно рассердился Хронин. — Вы думаете, это — умозрительные выкладки, а я посвятил им более десяти лет и подтвердил экспериментально! Я видел альтернативные реальности различных временных срезов!
— Прошлого, или будущего? — уточнил Селезнев.
Хронин поморщился.
— Зависит от того, что вы под этим подразумеваете. Ведь здесь все упирается субъектно-объектные отношения. То, что вы считаете настоящим может стать в любой момент как прошлым, так и будущим, и наоборот, прошлое, или будущее — внезапно оказаться настоящим.
— Проще говоря, — улыбнулся Селезнев, — вы изобрели машину времени?
— Не говорите глупостей, — отмахнулся Хронин. — Никакой машины времени не существует!
— Но вы сейчас говорили…
— Просто потому, что времени, как такового — тоже, — перебил Хронин. — Оно существует лишь как система координат в нашем сознании. Поэтому, никаких машин для перемещения, в рамках этой системы, не требуется — нужно лишь изменить психологические установки.
— То есть, все дело — в голове! — резюмировал Селезнев, поднимаясь с кровати. — Ну, ладно. Спасибо вам, Эдуард Христофорович, за уделенное время! Нам пора, отдыхайте.
— Вы всё упрощаете, — угрюмо отозвался Хронин, — но наша субъективная реальность находится именно внутри нас. Измените установку — изменится реальность. И это происходит постоянно…
При этих словах Хронина Ярослав замер.
— Яр, ты идешь? — донесся до него голос Селезнева откуда-то издалека.
— Сейчас, — отозвался он, — ты иди, Сань, я догоню.
Селезнев глянул на него с недоумением, и, пожав плечами, вышел из палаты.
Оставшись с Хрониным, Ярослав поймал на себе его пристальный, необычно серьезный взгляд.
— Хотите что-то спросить? — тихо проговорил мужчина.
Ярослав помедлил. — Вы говорили, — начал он неуверенно, — про меняющуюся реальность?
Хронин кивнул.
— Реальность, такая, как мы её себе представляем, существует лишь в нашем воображении, — он понизил голос почти до шепота, — но порой эта реальность дает сбои. Это происходит, когда наше сознание на самом деле настроено на другую, альтернативную реальность, в которой события развиваются по-другому. Но мы не можем одновременно воспринимать обе реальности, и тогда возникает то, что врачи называют кризисом, расщеплением личности, или схизмой!
Он издал сдавленный смешок. — Схизма, она же — шиза, понимаете?
В памяти Ярослава неожиданно всплыли обрывки семинара — кажется, что-то такое на нем говорилось: название шизофрении произошло от двух греческих слов — «шизо» — расщепление, и «френос» — ум.
