- Уважаемый Тагир прав, мы все ждем твоего выздоровления, Повелитель! Я взял на себя право послать за местными лекарями. Мои ребятишки уже к вечеру приволокут их сюда. Потерпи немного.
К вечеру и правда, доставили двух европейцев - лекарей. Один был евреем, другой - поляком. Не знаю уж, что они делали со мной, однако, еврея после шести часов странных манипуляций с кровопусканием выволокли из кибитки воины охраны и убили. Поляк после увиденного пытался упираться и отказывался лечить меня наотрез. Его тоже убили, но после жестоких побоев. И за что его так?
'Вот блин горелый, они так всех, кто хоть что-то умеет, поубивают. А кто лечить-то будет???'. Мне ничего не оставалось, кроме как молчаливо на все это смотреть и выбирать полезную для себя информацию.
Под утро воины привезли еще одного 'смертника'. Им оказался немец. Однако, он не производил впечатления 'истинного арийца'. Невысокого роста, русые волосы, телосложением, совсем доходяга. Однако, по первым его действиям он напомнил мне настоящих врачей. Прослушал дыхание слуховой трубкой, постукал молоточком в локте и колене, пощипал кожу щипцами, еще какие-то непонятные действия. Наконец, набравшись духа, немец объявил русскому офицеру, знавшему немецкий, что все это бесполезно. Что он не знает причину паралича и не может его вылечить. Уже приготовившись к неизбежной гибели, эскулап сел на пол и обреченно склонился, поджав ноги.
'Его ведь сейчас тоже прикончат. Надо помочь бедняге, но я не могу...'. Силясь хотя бы двинуться, я попытался пошевелить рукой. Ничего не выходило. Было очень обидно ощущать себя 'растением'.
Когда два воина под руки вывели этого немца, произошло странное. Я уже выдохся из сил, пытаясь что-либо сделать, когда походный стол, на котором я лежал, внезапно подломился. Не выдержали ножки стола или еще что, уже не знаю. Однако, проваливаясь вниз, я до такой степени испугался внезапного падения, что у меня получилось прокричать нечто нечленораздельное. Треск стола и мой крик сделали свое дело, немца просто не успели убить. Все без исключения, кому позволял его статус, ринулись в Ханскую кибитку.
И опять-таки, освоение тела происходило постепенно. Неизвестным проведением мне был дарован голос. Сначала только хрип. Потом, уже под присмотром лысых калмыцких гелюнгов, я начал осваивать речь. Это было смешно и горько одновременно. Взрослого мужчину выхаживают другие мужчины, возятся с ним как с ребенком. Терпеливо, даже настойчиво. Меня поили разными горькими настойками, дурно пахнущими снадобьями и всяким подобным. Это была настоящая каторга для мозга. Зато то время для живота было праздником: кормили меня самыми вкусными блюдами. Однажды привезли даже пирожные из какого-то немецкого городка. Самый натуральный деликатес в это нелегкое время! Так шли дни. Уже через неделю я мог сносно выговаривать буквы, но произносить речи я пока опасался, хотя и мог попробовать. Еще неизвестно как дальше быть, чего ждать.
